Капкан для лешего
Шрифт:
В центре озерца солидно сидел на воде серый гусак: крупный, жирный и очень довольный жизнью. Вокруг него медленно плавали, демонстрируя свои достоинства, пятеро гусынь. Они гоготали, распускали крылья, хвастаясь, друг перед другом, их белизной и размерами. Иногда гусак опускал голову в воду, вылавливал там что-то и, высоко вытянув шею, проглатывал. Тогда гусыни, все дружно, тоже начинали опускать головы глубоко в воду, показывая, как ловко они умеют доставать пищу, чуть ли не с самого дна. Каждая гусыня всячески старалась привлечь к себе внимание гусака, предстать
– Здесь их шесть, у которого надо дергать перо?
– спросил Каливар, не разбиравшийся в гусях.
– Вон, в центре, большой солидный гусак, - подсказал Никодим.
– У него на хвосте самые длинные и красивые перья. Одно из них нам и надо взять. Всего одно, - тут же добавил он, глянув на унылую физиономию банника.
– Но это будет не просто перо, а украшение всей коллекции. Ты выдернешь его и совершишь благородный поступок в честь науки географии, поможешь создать ценное учебное пособие.
– Гусь, по-моему, так не считает, - вмешалась Холька.
– Ему это не понравится.
– А вот это, ты, Холечка, напрасно, - полудница плохо влияла на банника. Никодим с удовольствием отправил бы ее отсюда. Но ему нужен был третий, и с вредностью Хольки домовому приходилось мириться.
– Ты посмотри как много у него перьев на хвосте. Некоторые - совершенно лишние. И он жирный, значит добрый. Все жирные - добрые. Неужели ты думаешь, что он пожалеет для такого важного дела всего одно перо.
– Почему ты не попросишь у него?
– спросила Холька.
– Если ты такой умный, а он такой добрый, гусак сам отдаст тебе лишнее перо.
Домовой не стал отвечать на глупый вопрос, только снисходительно посмотрел на полудницу.
– Уж очень он здоровенный, - Каливару не хотелось сориться с гусаком, у которого такой большой клюв.
– Может быть, поищем кого-нибудь помельче?
– У мелких гусей и перья мелкие. Ну, скажи, зачем нам мелкие перья?
На этот вопрос Каливар ответить не мог. Ему и крупные перья были не нужны. Он сейчас думал не о перьях, а о том, что если бы с самого начала отказал Никодиму, то похаживал бы сейчас спокойно по своей бане, слушал как болтают моховики и давал советы зашедшим попариться лешим.
– Давай отложим до другого раза, когда этот гусь будет один, - предложил банник.
– Их шесть штук и все крупные. Набросятся на нас и станут клевать. Посмотри, какие у них здоровенные клювы.
– Нельзя нам ждать. Подарок надо завтра утром положить на стол Валерию Ивановичу. Но ты не беспокойся, - продолжал уговаривать Никодим.
– Все гуси по своему характеру индивидуалисты. Тот, у которого ты выдернешь перо, вполне возможно проявит свое недовольство: зашипит, попробует нас напугать. Но не более того. А остальные никакого внимания на нас не обратят. Их не тронешь, и они нас не тронут.
– Не так все это, - возразила Холька.
– Не знаешь ты, Никодим, гусей.
– Это я не знаю гусей!
– презрительно уставился на полудницу домовой.
–
– Чего же ты у них перо не взял?
– спросил Каливар.
– Если ты с ними задружился, они тебе любое перо отдадут. И дергать бы не пришлось.
Не хотелось Каливару дергать перо из хвоста гусака. Он, если откровенно, побаивался гусей, у которых клювы были большими и, даже издали чувствовалось, твердыми, как камень. Да и Ставр вряд и похвалит. От Ставра многое зависело: захочет и в два счета вышибет банника из Леса. А Каливару в лесу нравилось.
– В деревне все гуси домашние, небольшие. Перья у них мелкие, невыразительные, и раскраска не та, - объяснил домовой.
– Они никакой эстетической ценности не имеют. Вот у серых диких гусей - это перья! Любую коллекцию украсят.
– Я вам так скажу: - опять встряла в разговор Холька, - нельзя у гусака при гусынях перо из хвоста дергать.
– Это почему же?
– Никодим был солидным, образованным и уважаемым домовым, цену себе знал и считал, что уж не полуднице спорить с ним и учить его.
– Потому что он у них один. Они все ему понравиться хотят и, если гусака обидеть, бросятся защищать его. У гусыни надо перо выдернуть. Они соперницы. У одной выдернешь, остальные за нее не заступятся, даже обрадуются, что она теперь в таком виде перед гусаком будет.
– Придумываешь ты все, - осадил ее Никодим.
– Фантазия у тебя, Холька, очень богатая. В цветах ты, конечно, разбираешься, и в травах. А о психологии гусей даже представления не имеешь. Подучиться тебе надо, прежде чем советы давать.
– В психологии я, и верно, не разбираюсь. А как поведет себя гусыня, когда обижают гусака, которому она хочет понравиться, вам каждая полудница скажет, - стояла на своем Холька.
– Неужели вы, чурбаки бесчувственные, не можете понять, что нельзя при гусынях гусака обижать.
– Мы, между прочим, в твоих неквалифицированных женских советах не нуждаемся, - обидел домовой Хольку.
– И перо дергать тебя никто не просит. Твое дело простое - за окрестностями наблюдать. Вот и наблюдай.
Холька больше спорить не стала. Перо, и верно, не ей дергать. А там видно будет кто прав.
Каливар тоже не поверил Хольке. Потому что Никодим, все-таки, в школе работал и географию изучил. Все знали, что по ночам домовой заходил в школьную библиотеку, которая на втором этаже, и читал там умные книги. И по лесным тропинкам Никодим ходил не так, как другие, а каждый раз определял свой путь по компасу. С его мнением считались все, даже Колотей. А Холька - простая полудница, да еще безграмотная. В травах и цветах она, и верно, разбиралась дотошно. Могла погоду предсказать, в бане порядок навести. Но с Никодимом спорить ей не стоило. Поэтому действовать стали так, как домовой сказал.