Капкан для призрака

Глебова Ирина Николаевна

Вряд ли при морге Баден-Бадена когда-нибудь производились фундаментальные исследования. Тем не менее здесь была небольшая лаборатория, оснащенная с немецкой педантичностью всем самым необходимым. К тому же доктор Шульц привез в своем увесистом саквояже новейшие химические препараты, реактивы, инструмент из своей берлинской лаборатории. Пока доктор инструктировал местного врача и лаборанта, пока переодевался, комиссар распорядился привезти в секционный зал из холодильной камеры труп Лапидарова. Когда Артур Шульц, с маской на лице, в перчатках и в длинном прорезиненном переднике, вышел в хорошо освещенную, выложенную голубым кафелем операционную комнату, тело уже ждало его на столе. Петрусенко, в таком же длинном переднике, шел вместе с доктором. Он посмотрел на мертвого Лапидарова спокойно, без грусти,

но с чувством сожаления. Когда этот человек был жив, он не нравился ему, но все же они разговаривали, общались, даже принимали лечебные ванны по соседству, в одно время… Викентий Павлович был верующим человеком, хотя, благодаря своей профессии, знал и о грешных перед законом священнослужителях. Но святость церкви как Божьего храма и святость ее «чиновников» – не одно и то же. Для него не было никакого сомнения в том, что жизнь человека не обрывается с окончанием его земного существования. Прекращается жизнь тела, но продолжается жизнь духа! Однако этот освобожденный от бренной оболочки дух все равно несет в себе весь груз своей земной жизни: или его возвышенную легкость, или неподъемную тяжесть… Вот перед ним тело того, кто звался Лапидаровым, Мироном Яковлевичем. Доктор Шульц уже делает первые надрезы, обнажая внутренности… Викентий Павлович очень надеется, что опытный патологоанатом подтвердит его догадки, а значит, снимет с Лапидарова хотя бы небольшую часть приписываемой ему вины. А это значит, что тело Лапидарова поможет его духу хотя бы немного реабилитироваться в глазах людей, в той памяти, которая о нем сохранится. Пусть слегка, чуть-чуть, но земные люди станут думать о покойном лучше. И это зачтется его духу там, в горних сферах… Если так и случится, то тело Лапидарова поможет еще одному – сделать первые шаги в изобличении преступника. И это тоже немного облегчит груз грехов покойного, который, судя по всему, велик…

Потому Викентий Павлович спокойно и с интересом смотрел за работой доктора Шульца. Тот ловко доставал, один за другим, внутренние органы, вслух называл их и сразу же, уже на глаз, давал некоторые комментарии об их состоянии. Местный врач, ассистировавший ему, все быстро записывал в тетрадь. Вот доктор вырезал желудок, часть кишечника и какие-то кровеносные сосуды около сердца. Сказал Петрусенко:

– Сейчас я займусь этим в лаборатории.

Потом дал распоряжение врачу и лаборанту:

– Вскройте череп, мне понадобится мозг.

Сам же направился в лабораторию, Викентий Павлович пошел вместе с ним. Он присел в стороне, у окна, смотрел, как доктор Шульц и второй лаборант работают с реактивами, ванночками, растирают ткани, греют, рассматривают в микроскоп и через какую-то многогранную призму выпавшие кристаллы… Невысокий, слегка располневший Артур Шульц, с приятным лицом в обрамлении аккуратных усов и бородки, был еще молод. Когда, лет семь назад, он работал над раскрытием жестокого преступления, он был самым молодым по сравнению со своими опытными и именитыми коллегами – судебным химиком Паулем Езерихом и профессором Штрассманом. Их исследования тогда сыграли большую роль в изобличении и осуждении преступника. Петрусенко же хорошо помнил дело Люси Берлин не только потому, что оно и в самом деле было громким и знаменитым. Еще и потому, что сам Викентий Павлович занимался тогда розысками человека и в какое-то время предполагал, что тот был утоплен в озере. В жаркий летний день по озеру плавали лодки, и люди баграми прощупывали дно – искали утопленника. А молодой следователь Викентий Петрусенко как раз и думал по аналогии о прочитанном накануне в газете сообщении: ранним утром на реке Шпрее, под Берлином, один из лодочников выудил бумажный сверток, а в нем – тело девочки лет десяти, без головы, рук и ног…

Преступление это было раскрыто, что называется, по горячим следам. Немецкие коллеги, вызывая восхищение Петрусенко, очень быстро и толково провели огромную работу, опросив множество людей, профильтровав самые разные свидетельства, слухи, версии. И в конце концов вышли на насильника и убийцу. Самое жестокое и печальное то, что им оказался человек, живущий в том же доме, в том же подъезде. По сути дела, сначала над самой девочкой, а потом и над ее телом надругались чуть ли не рядом с ее квартирой, где в это время находились ее родители. Да,

все указывало на убийцу, но улики были лишь косвенные. Однако доказать его вину можно было сравнительным анализом крови, исследованием тела погибшей и некоторых обнаруженных вещей. Это и сделали, причем безупречно, врачи и химики, среди которых был доктор Артур Шульц…

К счастью, то дело, которым занимался Петрусенко в это же самое время, много лет назад, окончилось благополучно: не оказалось потерпевшего – в традиционном смысле этого слова. Но были сложные переплетения судеб, была настоящая человеческая трагедия… Думая о том давнем деле, Викентий Павлович усмехнулся: какое совпадение! Ведь он тогда вел расследование в Белопольском уезде и в самом городе Белополье – том самом, где всего два месяца назад его ранили. Из-за этой раны он и приехал сюда, в Баден-Баден, – лечиться. Интересное получается лечение!

Доктор Шульц проводил исследования уже больше двух часов. Викентий Павлович успел о многом подумать, многое вспомнить. Дважды он потихоньку покидал комнату, выходил на улицу и раскуривал свою трубку. Возвращался, вновь садился у окна, ожидал, с интересом наблюдая за кропотливой работой этого известного в своей области специалиста. Но вот доктор стянул резиновые перчатки, тщательно, долго мыл руки, протирал их спиртом, потом ополоснул лицо и растерся полотенцем… Петрусенко поднялся и стоя ожидал его. Он и сам не заметил, как участилось его дыхание – от напряжения и волнения. Прав он или нет? Что-то сейчас скажет берлинский патологоанатом…

Артур Шульц подошел к нему, держа в руках исписанный лист бумаги.

– Дорогой друг, вы были правы в своих сомнениях! – Он потрепал в воздухе листом. – Вот заключения доктора Хольта: мой баденский коллега ошибся! – Шульц повернулся к врачу, который ассистировал ему при вскрытии и уже тоже был здесь, в лаборатории. – Я не осуждаю вас, доктор, потому что случай в самом деле необычный. Этот бедняга, которого мы осматривали, был убит на сутки раньше того срока, который указал доктор Хольт. А ошибка произошла, по всей видимости, потому, что тело практически почти все время находилось в достаточно холодном месте… Что ж, на ошибках учатся!

…Комиссар Эккель повез доктора Шульца на машине на вокзал, к берлинскому поезду. Петрусенко же поспешил в пансионат – ему нужно было поскорее кое-что выяснить. Ему повезло, и он застал Людвига Августовича одного, в саду, подрезающего розовые кусты. Господин Лютц, как и другие обитатели «Целебных вод», не знал о последних открытиях Петрусенко и полиции, не знал и о сегодняшнем приезде патологоанатома из Берлина. Он, конечно, догадывался, что события не стоят на месте, но тактично ничего не спрашивал.

– Дорогой Людвиг Августович! – Викентий Павлович взял его под руку. – Скажите, есть здесь – в доме или во дворе – холодное помещение? Возможно, для хранения продуктов?

– В доме есть хороший погреб, по-настоящему холодный. Вы хотите что-то положить туда? Не сомневайтесь, там все хорошо сохранится, не испортится!

– Очень хорошо, – кивнул Петрусенко. – Я и в самом деле, может быть, воспользуюсь им… А можно сначала посмотреть?

– Пойдемте, я покажу.

Лютц вложил секатор в кожаный чехол, аккуратно сгреб в сторону от дорожки срезанные ветки. По пути он занес инструмент в кладовую, потом они свернули в левое крыло дома. Комнаты, в которых недавно обитали Замятин и Лапидаров, стояли закрытые – пустовали. Петрусенко знал, что они уже тщательно убраны, а комната Замятина отдраена от крови. Но Лютцы не торопились вновь пускать сюда новых жильцов – хотели дождаться, когда окончится следствие и все прояснится. Но и после этого комнату Замятина решили в этот сезон уже не сдавать, а по осени хорошо ее отремонтировать: побелить, покрасить…

Коридор оканчивался небольшой дверью. Викентий Павлович знал, что там – продуктовая кладовая. Людвиг Августович отпер ее ключом, они вошли. Хозяин прошел в угол, наклонился и поднял деревянный люк. Семь широких удобных ступеней вели в подвал. Лютц заранее взял с полки свечу, зажег ее.

– Смотрите, – повел он рукой с подсвечником. – Здесь вместительно и холодно.

Подвал выглядел приятно: выложенные кирпичом стены, хорошо утрамбованный земляной пол, по периметру стен – бункеры с картофелем, овощами, ровные ряды бочек…