Капля чужой вины
Шрифт:
– Сделаю! – заверил я директора и вышел из кабинета.
По пути к себе я заглянул на проходную, попросил тетрадь с записями. Вахтерши, чтобы знать, где находится руководство предприятия, завели тетрадку, в которой напротив фамилий директора, главного инженера и главного технолога ставили плюсы и минусы. Зашел на территорию – минус, вышел – исправили на плюс. За вчерашний день, 28 октября 1982 года, главный инженер зашел на территорию завода пять раз, а вышел – только четыре. Последний минус так и не остался незачеркнутым.
– Вашу сменщицу не насторожило, что Горбаш после окончания рабочего дня не вышел с завода? – спросил я.
– Мы же тетрадь в руки берем только когда инженер или директор через проходную проходят, – пояснила вахтерша. – Тут за день столько народу войдет и выйдет, что всех и не упомнишь.
Я поднялся в комнату, оделся и пошел в новый теплоузел.
Глава 2
Сразу за проходной начиналась главная площадь хлебозавода. Не большая и не маленькая, но вполне широкая, чтобы на ней могли разъехаться два грузовика-муковоза. Асфальтированные дороги вели с площади к производственным корпусам и подсобным помещениям.
Самым большим зданием на заводе был пятиэтажный главный корпус. Особенностью его архитектуры были не высокие потолки и не огромные окна, а пятый этаж, занимающий только среднюю часть здания. С земли этот этаж не было видно, и я до некоторых пор даже не подозревал о его существовании. На пятом этаже изготавливали торты – продукцию дорогостоящую, не подлежащую длительному хранению. Ниже был цех по изготовлению сувенирных пряников и шербета, еще ниже – основной пряничный цех, с тоннельной печью и складскими помещениями. Первый и второй этажи занимали цеха хлебопекарного производства.
Напротив главного корпуса был длинный одноэтажный цех по производству булочек и батонов. Там же стоял единственный на заводе автомат, выпекающий жареные трубочки с повидлом. За двумя основными цехами, на всю длину хлебозавода, шел двухэтажный корпус, в котором чего только не было! Начинался он со склада бестарного хранения муки, далее шли промышленные холодильники, склады, заводская столовая, вновь склады и подсобные помещения.
Практически весь второй этаж отводился для нового пряничного цеха с самым современным оборудованием, в основном импортного производства. Но этот цех бездействовал. После года работы нового пряничного цеха срочно вызванная из Москвы комиссия пришла к выводу, что фундамент здания не рассчитан на нагрузку, создаваемую современным оборудованием, и в любой момент может дать трещину или того хуже – может обвалиться потолок. Работу цеха немедленно прекратили, оборудование демонтировали, частично распихали по складам и пустым подсобным помещениям, а частично оставили ржаветь на улице, у забора со стороны железнодорожной линии.
Новый пряничный цех отоплением и горячей водой должен был обеспечивать отдельный теплоузел – самое последнее помещение во вспомогательном корпусе. За теплоузлом был бетонный забор, напротив него – булочный цех. Именно здесь, в бездействующем теплоузле, и покончил жизнь самоубийством главный инженер Горбаш.
Выйдя с проходной, я, поскальзываясь на замерзших за ночь лужах, пересек главную площадь, обогнул булочный цех и направился к теплоузлу. Двери в нем были раскрыты, у входа стоял молоденький лейтенант в новом форменном пальто, с кожаной папкой под мышкой.
– Привет! – панибратски сказал я, хотя видел его в первый раз.
– Гражданин, идите, откуда пришли, не мешайте работать! – нахмурился лейтенант.
– Я не гражданин, – улыбнулся я и достал служебное удостоверение. – Я из уголовного розыска Заводского РОВД.
– А здесь что делаешь? – удивился коллега, сразу перейдя на «ты».
– Живу я тут. На входе четырехэтажное жилое здание видел? Это общежитие. Моя комната выходит окнами на завод.
– А… тогда понятно, – протянул лейтенант.
– Ты, как я понял, участковый? Новенький, что ли? Я старого участкового видел. Усатый такой, майор. Ему на пенсию пора, а он все в участковых ходит. Залетчик, поди?
– Да нет, он нормальный мужик, но с понедельника в отгулах. Отпросился у начальства к родственникам в деревню съездить, а тут такое происшествие! Мой участок дальше, за промзоной. Частный сектор, склады, два магазина.
Лейтенант обернулся:
– Ты знал его? – кивнул он внутрь помещения. – Говорят, был большим начальником.
– Главный инженер. Это примерно как заместитель по оперативной работе в райотделе.
– О, тогда, конечно! – согласился участковый. – Представляю, если бы наш зам вздернулся, сколько бы беготни было.
Я двинулся внутрь. Участковый заградил мне путь.
– Ты что! – опасливо осмотрелся он. – Туда нельзя. До приезда оперативной группы велено никого не пускать!
– Перестань ерунду городить! Я что, первый раз на месте происшествия?
На правах старшего товарища, к тому же местного, я бесцеремонно отодвинул участкового и вошел в теплоузел.
– Ты бы на ветру не стоял! – посоветовал я. – Не май месяц. Просквозит, заболеешь, кто за тебя работать будет?
Участковый нехотя вошел, но не дальше, чем на два шага от двери. Я же прошелся вокруг валяющихся на полу козел, посмотрел на свисающее с потолка тело, ногой поддел брикет шербета.
– Не трогай здесь ничего! – испугался участковый. – Приедет следователь, узнает, что мы обстановку на месте происшествия изменили, нас обоих накажут!
– Погоди раньше времени жуть наводить! – грубо оборвал я его. – Здесь есть одна лишняя деталь.
Я поднял шербет, поднес к двери, чтобы получше рассмотреть на дневном свете.
– Так и знал! – воскликнул я. – Бракованная продукция!
Не успел участковый ахнуть, как я размахнулся и зашвырнул брусок на крышу булочного цеха. Одинокая ворона, бдительно контролировавшая территорию завода с крыши общежития, взлетела, дала круг над булочным цехом и спикировала на внезапно появившуюся поживу. Голубей, примостившихся на подстанции, шербет не заинтересовал.
– Ты с ума сошел? – в отчаянии застонал участковый. – Зачем ты вещественное доказательство выбросил?