Капля огня
Шрифт:
– А чего ждать? Если Орландо сказал, что сможет туда влезть, значит сможет. Ерунда дело.
Ничего себе ерунда! Девушка вспомнила решетки и металлические двери с глазком и звонком. В темноте лезть куда-то, где содержать ненормальных...
– На всякий случай переоденьтесь в брюки, - шепнул ей Орландо.
– Мне может понадобиться ваша помощь, принцесса. И... не забудьте амулет.
Ника послушно отправилась в отведенную ей комнату и сменила сарафан на бриджи и легкую кофточку. Босоножки, подумав, оставила те же. Раз уж эта парочка настроена так решительно, ей придется
Ах, да ещё кулон. Теперь всё.
Антония тем временем поверх платья облачилась в пунцовый шелковый кардиган и взяла в руки трость с серебряным набалдашником. В таком виде она стала напоминать итальянского кардинала.
Орландо уже вывел машину из гаража и, увидев её, Ника вздохнула - после джипа крошка "Ока" показалась ей размером с наперсток. Но разместились они довольно удобно. Антония, усевшись рядом с водителем, обозрела темный двор. Где-то играла музыка и орали коты.
– Трогай, - скомандовала старуха.
– Вспомним прежние годы.
Она не стала уточнять, что именно имела в виду, но, судя по предстоящей операции, явно нечто неординарное.
До территории больницы они добрались быстро, причем въехали не со стороны главного корпуса - трехэтажного, с облупленным порталом, а откуда-то сбоку. Орландо остановил машину, заглушил мотор и, выскочив наружу, бросился открывать дверцу Антонии. Ника вылезла следом.
– Правильно место выбрал, - одобрила старуха, - кивая на темный флигель.
– Тут никого точно не будет.
– А что тут?
– спросила Ника, оглядываясь.
– Морг, - коротко бросил карлик.
– А психиатрия чуть подальше, за деревьями. Ну, я пошел.
– А мы?
– хором спросили его спутницы.
– Вы пока прогуливайтесь вокруг здания и прислушивайтесь. Если все будет тихо, ничего не предпринимайте. Охрана только на центральном входе, тут никого нет. А если я влипну, постараюсь позвонить. Мобильник у вас с собой, моя принцесса?
– С собой, - Ника хлопнула себя по карману бриджей.
Карлик кивнул и почти мгновенно исчез в темноте - только едва слышные звуки быстрых шагов обозначили направление его передвижения.
Выждав несколько минут, Вероника и Антония, не спеша, двинулись по дорожке. Старая актриса обстоятельно расспрашивала молодую о работе, о спектаклях, и вскоре обе настолько увлеклись профессиональными разговорами, что почти забыли о том, зачем собственно они разгуливают в столь неподходящее время в не менее неподходящем месте. Морг остался позади, а в двухэтажном здании психиатрического отделения часть окон все ещё светилась.
– Значит, в столице театры не бедствуют?
– спросила Антония, останавливаясь под одним из них и всматриваясь в мелькающую за стеклом фигуру.
– Да, некоторые даже процветают, - улыбнулась Ника.
– Это хорошо.
– Старуха остановилась и тростью указала на наполовину закрашенное белым окно.
– А смотри-ка, там явно что-то не то происходит.
Вероника увидела, как отчетливо различимый женский силуэт в освещенном окне вначале заломил руки, а затем отпрыгнул и пропал
– Неужели Орландо заметили?
– Вряд ли. Хотя всякое может быть. Похоже, девушка за подмогой побежала.
Но Антония ошиблась. К тому моменту Сашенька - а это была именно она - побоялась бы вызвать подмогу, поскольку окончательно уверилась, что с ней случилось самое страшное - она заразилась безумием.
Поле вечернего обхода, во время которого привязанная к кровати пациентка старательно изображала спящую, медсестра вздохнула с облегчением. Все же она нарушила строгие правила - не давать пациентам никаких не разрешенных лечащим врачом предметов.
Иван Глебович посчитал пульс на запястье больной и одобрительно похлопал её по порозовевшей щеке. Ресницы старухи даже не дрогнули.
– Поставьте ей на ночь ещё вераниум, а утречком - капельничку, - проворковал заведующий отделением.
– А ремни уже можно отстегнуть?
– осмелилась спросить Сашенька.
– Вот после капельнички и решим, - Петрухин поправил на лежащей простыню и смилостивился, объявив Саше: - После укольчика можно уже не торчать тут безвылазно. Но каждый часик обязательно заглядывай.
– Хорошо ещё, что клизмочку не велел сделать, - выдохнула Сашенька, когда дверь за Иваном Глебовичем закрылась.
– Все, ушли, можете не притворяться.
Но старушка не реагировала на её слова. Медсестра прикоснулась к её плечу, и поняла, что та на самом деле крепко спит. И выглядит такой спокойной и безмятежной. Ну и хорошо, можно не дергаться, а спокойно поужинать. Потом раздать лекарства, разложить таблетки на завтра, проверить другие палаты... Хорошо бы сегодня никто не бузил. Впрочем, контингент, кроме этой шебутной бабки, сейчас довольно спокойный.
Саша улучила момент, когда Петрухин зашел в следующую палату, поспешно достала из тумбочки розовую сумку и отнесла её в кладовую - от греха подальше. Потом сделала бабке укол, да так ловко, что та опять не проснулась. В этот момент кто-то поскребся в дверь. За нею топтался тот самый старикан, которого привезли вместе со старухой, старичок примерно её возраста. Фланелевая пижама болталась на нем, как на вешалке.
– Как Анна?
– вежливо поинтересовался старичок, потирая розовую лысину, покрытую редкими седыми волосами и вглядываясь в лежащую на кровати.
– Как она?
– Она спит, - ответила Сашенька.
– А можно мне немножко около неё посидеть?
Старичок говорил вполне спокойно и деликатно, и медсестра кивнула:
– Немножко можно. Только не будите, я ей успокоительное поставила.
Тут её позвали из соседней палаты, и она вышла - буквально на пару минут. Как только дверь за ней закрылась, старичок, быстро взглянув на спящую и отметив её цветущий вид, кинулся обыскивать палату. Первым делом он полез в тумбочку.
В девять часов разошлись почти все, кроме дежурного санитара Кости, который засел на первом этаже смотреть футбол, и пожилой санитарки Пелагеи Николаевны, домывающей полы в коридорах. Пациенты были привычно разогнаны ею по палатам и довольно быстро угомонились.