Капля воды - крупица золота
Шрифт:
— Я тут живу.
— А Ашхабад — не в Туркмении? Я на днях побывал в Мары, на празднике, посвященном пуску второй очереди канала. Видел бы ты, сколько народу собралось, какое это было торжество! Так что амударьинскую воду я отпробовал раньше, чем ты. А потом решил пуститься в путь следом за водой, побежавшей по каналу. Так вот сюда и попал. Гляжу: какой-то ненормальный купается и глотку надрывает.
— А ты не хочешь окунуться в эту святую воду?
— А что я, хуже тебя? Эта влага благодатна и для ашхабадца!
И оба старика плюхнулись в волны, которые все полнили русло и доставали уже до шеи.
Мелегуш, досыта напившийся амударьинской воды, косил на них черным глазом, а потом тоже вступил в бурлящий канал, расталкивая грудью прибывающую воду. Он вел себя куда солидней, чем Артык и Моммы, проплыл поперек течения, выкарабкался на берег и отряхнулся — так, что во все стороны полетели золотистые брызги. А старики все плескались в воде, крича что-то друг другу, заливаясь беспечным смехом.
Устав, они вылезли из канала, вода ручьями сбегала с их одежды и впитывалась в песок. Сняв с себя все и оставшись в одних трусах, они разложили одежду на земле сушиться под солнцем. Артык взял Мелегуша за повод и привязал его к бамперу «Победы». Окинув коня любующимся взглядом, Моммы сказал:
— Сколько удивительных вещей на этом свете!
— Ты — о воде, пришедшей в пустыню?
— Нет, о твоем Мелегуше. Каким он молодцом держится, а ведь ему больше сорока!
— Пока я не одряхлею, не состарится и Мелегуш. Погляди, как блестит его шерсть — чистое золото! Ты знаешь, машина и у меня имеется. Но мне захотелось приехать сюда на Мелегуше. Дать и ему напиться аму-дарьинской воды. Как я могу с ним расстаться, Моммы, когда он был со мной во всех решающих схватках, уносил меня от беды, послушно мчался туда, куда направляла его моя рука. Мелегуш — гордость моя, верный мой товарищ! Когда я смотрю на него — многое мне вспоминается… А сейчас я вспоминаю об одном человеке и одном разговоре…
— Знаю, знаю, о чем ты говоришь! О своей беседе с Иваном Чернышовым на берегу Амударьи.
Артык с удивлением воззрился на Моммы:
— Ты как угадал?
— Да ты мне тысячу раз рассказывал об этом! Я помню ваш разговор — слово в слово. Хочешь, повторю?
— А что, Моммы, давай воскресим прошлое? Только я буду говорить за себя, а ты за Ивана Тимофеевича,
Вода в канале поднималась все выше. Она клокотала, пузырилась, пенилась.
Как в те давние годы — волны Амударьи, на берегу которой стоял Артык с Иваном Чернышовым, вот как сейчас он стоял с Моммы.
И Артык, как тогда, взмолился:
— Да буду я твоей жертвой, могучая Аму! Почему ты течешь так далеко от родных моих мест? Поделилась бы живительной влагой с моей землей, изнывающей от жажды!
Моммы, изображавший Чернышова, ответил:
— Твоя мечта осуществима, Артык. Воды Аму можно направить в пустыню. Только для этого надо проложить каналы, поставить плотины…
— У кого же хватит на это сил, Иван?
— У советской власти.
— Ох, Иван, если бы я был уверен, что воды Аму можно привести в мой край и от меня это тоже зависит, я бы до конца, дней своих не выпускал из рук лопату!
— Таких, как ты, тысячи. И если все дружно возьмутся за дело — то и горы могут свернуть. Вот кончится война, страна займется мирным трудом, окрепнет наша экономика, обзаведемся мы мощной, умной техникой — и не уговорами, не мольбами, а силой заставим Аму течь по нашей воле! Верь, Артык, придет время, когда ты сможешь в Теджене напоить своего коня амударьинской водой.
— Твоими бы устами — да мед пить, а не воду…
Так, шуткой, выдающей сомнения Артыка, закончился этот разговор двух боевых друзей.
И сейчас, когда Артык и Моммы повторили его, — старый учитель вздохнул:
— Большой человек был Иван Тимофеевич!
— Да, Моммы. Он, как пророк, видел на сорок лет вперед!
— Дар пророчества вдохнул в него Ленин. Твой Чернышов был настоящим большевиком. Он умел драться с врагом за новую жизнь, и мечтать, и верить!
— То, что он предсказывал, казалось мне чудом. И глянь, Моммы, — чудо свершилось! Слава богатырям-строителям, они повернули Аму лицом к Теджену! Ты видишь — и Мелегуш радуется. Ему посчастливилось напиться в пустыне сладкой воды, которую привели к нам строители!
Мелегуш, словно поняв хозяина, заржал.
Артык вдруг рванулся к одежде — Моммы еле удержал его за руку:
— Ты что сорвался, будто тебя скорпион ужалил?
— Я совсем забыл о своих земляках! Надо же сообщить тедженцам, что к ним идет вода Амударьи!
— Э, я первым принесу им эту радостную весть! Я ведь на машине.
— Думаешь, я не обгоню тебя? Да пока колеса твоей машины, обмякшие, как перекисшее тесто, выберутся из песка на асфальт — мы с Мелегушем уже появимся на улицах Теджена!
— Посмотрим, кто кого перегонит. Ну — поехали?
Они наспех натянули на себя еще не просохшую одежду, Моммы сел за руль «Победы», Артык вскочил на коня.
Вдоль берега канала повисли два длинных облака пыли — одно погуще, другое пореже и полегче. Конь и машина устремились в направлении Теджена. А сбоку поблескивала в канале амударьинская вода — золотистая, как шерсть Мелегуша. Она готова была вдоволь насытить широко раскинувшуюся вокруг землю.
ПРИМЕЧАНИЯ ПЕРЕВОДЧИКА
Ага — почтительное обращение к старшему по возрасту, уважаемому человеку.
Айван — веранда.
Айпери — лунная пери (ай — луна);
Аламаны — грабители, совершавшие набеги на селенья соседних стран.
Ашички — кости, или игра в кости наподобие русских «бабок».
Атбашчи — конники, едущие от жениха за невестой.
Балаки — женские шаровары.
Бахши — певец.
Борджак, йилак, кеткен, селин, созен, черкез, чоган — растения пустыни, в основном кустарник.