Капля воды - крупица золота
Шрифт:
Аннам с силой ударил кулаком по песку. Пускай бы уж земля разверзлась под ним! Но она равнодушна к его горю…
Внезапно ему почудилось, будто- он слышит чей-то плач… Казалось, вся пустыня наполнилась жалобными стоками: «Аннам-джан!.. Сыночек!.» Аннам вскочил, будто в бок ему вонзили кинжал. Мать ищет его!.. Он растерянно огляделся, но вокруг никого не было, и блуждающий его взгляд различил сквозь знойное марево лишь темный остов экскаватора и колеблющуюся толпу возле него.
Стенающий голос исчез — словно растаял в раскаленном воздухе. Аннам снова ничком упал на песок.
Что же делать?
Глава восемнадцатая
НОВЫЕ ВСТРЕЧИ
Бабалы считал, что это искаженное название: месту этому следовало бы именоваться «Инче» — «Тонкий». Здесь, в низменной впадине, часто встречались старые заброшенные колодцы с узкими, «тонкими», скважинами. Когда-то, в засушливые годы, сюда, видаю, добирались чарджоусцы со своими стадами.
Сейчас же здесь было разбросано несколько казахских кибиток. Бабалы вспомнилась поговорка: в пустыне казахов — не меньше, чем сазака.
Казахи снабжали строителей, чалом — кислым верблюжьим молоком. В знойной пустыне это был идеальный освежающий напиток; он пенился, как шампанское, он утолял жажду — и бодрил, разгоняй кровь по жилам.
Путники прибыли в Ничку вечером, голодные и усталые. Их принял пожилой казах с тонкими усами и редкой тройной бородкой. Он проводил гостей в юрту и сразу же поднес каждому по миске с чалом. Новченко и Бабалы с жадностью выпили свои порции, Ханин же некоторое время с брезгливым выражением разглядывал миску, а потом вылил ее содержимое на пол: видимо, посуда показалась ему недостаточно чистой.
Бабалы укоризненно покачал головой, а Новченко, наливаясь яростью, прошипел:
— Черт бы тебя побрал, чистоплюй несчастный!..
— Сергей Герасимович!..
— Наверно, мнишь себя культурным человеком, а держишься, как дикарь! Хозяин угостил тебя от всего сердца, а ты обидел его, вместо того чтобы поблагодарить!..
Ханин съежился под свирепым взглядом Сергея Герасимовича. И когда хозяин подал еду, он, давясь, съел все до последней крошки.
Они уснули, как только головы их коснулись подушек.
Бабалы поднялся раньше всех. Солнце уже выплыло на голубой небесный простор. Утро выдалось безветренное, и Бабалы с наслаждением вдыхал свежий чистый воздух.
На канале вовсю кипела работа.
Бабалы медленно прошелся вдоль канала. Шагавший ему навстречу мужчина в вытертой шоферской кожанке, в дымчатых мотоциклетных очках остановился перед ним и, поздоровавшись, протянул руку. Бабалы машинально пожал ее: он знал, что у некоторых принято здороваться со всеми, кто приехал издалека. И только когда мужчина поднял очки на лоб, Бабалы узнал его и радостно воскликнул:
— Камил!.. Какими судьбами?
Они крепко обнялись.
Приехав на строительство Большого канала, Бабалы встретил здесь уже много друзей, односельчан, фронтовых товарищей, с которыми давно не виделся. Ему начало даже казаться, что на строительные участки спешила вся республика.
И вот еще неожиданная встреча — со старым фронтовым побратимом, которого Бабалы на польской земле, неподалеку от Кракова, вынес на спине из кровавой схватки. Камила отправили в госпиталь, и с тех пор Бабалы ничего о нем не слышал. Адресами они не успели обменяться и потеряли друг друга…
И вот Камил стоял перед Бабалы, живой и невредимый, и говорил хрипловатым басом:
— А я все время помнил о тебе, Бабалы. Ведь ты спас мне жизнь.
— На фронте все мы так или иначе выручали друг друга. Может, ты убил тех фрицев, пули которых предназначались как раз мне?.. Ты скажи лучше, как здесь очутился.
— Как все. Услышал, что начинается великая стройка — собрался, по-фронтовому, без проволочек, да махнул сюда. А еще, вот честное слово, я верил в глубине души, что встречу здесь тебя. Ты ведь еще на фронте мечтал стать инженером-ирригатором.
— Я и стал. Ты-то кем работаешь?
— Бульдозеристом.
— А где?
— На Пионерном канале. Не слышал о таком?
В это время с грузовика, стоявшего неподалеку, позвали:
— Ахме-едов!
— Прости, Бабалы, меня ждут. Мы как раз на Пионерный едем. Я из машины тебя видел. Гляжу, знакомая фигура маячит. Ведь я бы тебя из тысячи узнал, Бабалы!.. Ну, я попросил ребят задержаться — и к тебе… Не обмануло меня фронтовое чутье!.. Я побежал, Бабалы. Теперь уж не потеряемся, верно?
— Нет, Камил, нет!.. Я тебя разыщу. И ты запомни: я работаю начальником участка Рахмет. До свиданья, дружище!
Когда Бабалы вернулся в юрту, все уже были на ногах. Новченко повел своих спутников в «филиал» конторы Карамет-Ниязского участка, находившийся в Ничке.
Их встретил главный инженер участка Евгений Власович Попов. Он был видной фигурой на стройке. Пока все пили традиционный чай, он сидел молча, о чем-то задумавшись. Серые светлые глаза смотрели из-под густых бровей как-то отрешенно, в них отражалась напряженная работа мысли.
Бабалы всегда трудно было «связать» этот умный, острый взгляд, тонкое интеллигентное лицо с неуклюжей, мешковатой фигурой Попова, простотой и открытостью его манер.
Когда с чаем было покончено, Попов коротко доложил, как идут дела на участке, в чем ощущается особо большая нехватка. Новченко, слушая его, что-то отмечал в своей записной книжке, иногда перекидывался деловитыми репликами с Бабалы и Ханиным.
Узнав, что на участок еще не доставлены шагающие экскаваторы, он сердито спросил: