Капля воды - крупица золота
Шрифт:
— Сынок мой!.. Вай, Аннам-джан!..
Тревога ее, в конце концов, передалась и Марине. Она крикнула:
— Ребята! А где Аннам?
Вое стали растерянно оглядываться — Аннама не было среди них. К Бостан-эдже подошел Мухаммед. Марина, сама еле сдерживавшая слезы, объяснила ему:
— Она думает, с Аниамом несчастье…
Мухаммед, понимающе кивнув, ласково обратился к Бостан-эдже:
— Да вы не терзайте себя понапрасну, Бостан-эдже. Ничего страшного с вашим сыном не случилось. Экскаватор у него опять застроптивился, ну, Аннам, видать, со стыда и перепугу выскочил из кабины и спрятался где-нибудь. Не волнуйтесь, разыщем мы его, никуда не денется.
Но Аннам словно сквозь землю провалился — исчез, как иголка в песке. Ребята обшарили все окрестности, звали его, надрывая глотки, — он не откликался.
Потом все снова столпились вокруг экскаватора.
Марина отвела Бостан-эдже в вагончик, уложила ее в постель. Поскольку Бостан убедилась, что сам Аннам в аварии не пострадал, то немного успокоилась, только время от времени вздрагивала всем телом. Не заботясь о том, понимает ее Марина или нет, она заговорила в горячечном возбуждении:
— Ты уж не суди меня строго, Марал-джан, сердце-то у меня слабое, заденет его хоть краем тревога какая или беда — так оно и затрепыхается, как курица, которой свернули шею. Не дано тебе пока знать — что такое любовь материнская… А особливо, когда сынок у тебя — единственный. Детей-то у меня четверо было, да перемерли все, а война, будь она трижды проклята, отняла у меня половину моего сердца — отца Аннам-джана. Осталась я с одним Аннамом… Уж как я тряслась над ним, дочка, как заботилась, чтобы рос он сытым да здоровым!.. На колхозных-то работах спины не разгибала, к дням прибавляла ночи… С пропитанием тогда было туго, и когда Аннам, плача, просил хлеба, душа моя становилась похожей на решето. Вай, не могла я досыта накормить своего сыночка!..
До Марины доходил лишь общий смысл горестного рассказа Бостан-эдже, но она понимающе качала головой, вздыхала сочувственно.
Вдруг Бостан-эдже встрепенулась:
— Где Аннам, Марал-джан?..
— Придет, придет. Потерпите.
Марина произнесла эти слова по-туркменски, и, услышав слово «сабыр», что означает и «терпение», и собственное имя, Бостан-эдже оживилась:
— Ты сказала — Сабыр?.. Неужто ж Аннам к Сабыр отправился? Вай, Марал-джан, как это ты догадалась?
Марина смотрела на нее с недоумением, а Бостан-эдже торопливо продолжала:
— Верно, дочка, есть у него тетка, Сабыр, сестра его отца. Уж как она любит Аннам-джана!.. Души в нем не чает. Ну, да куда же ему еще-то пойти? Воротиться в аул, так стыда не оберешься, Артык-ага по головке его не погладит. Колхоз, скажет, на стройку тебя направил, оказал тебе доверие и почет, а ты сбежал оттуда, как последний трусишка?.. Ох, обязательно он так скажет, уж я-то знаю Артыка-ага. Угадала ты, доченька, нет Аннам-джану иного пути, кроме как к Сабыр-эдже… Там он, там, головушка непутевая!..
Она стала подниматься с постели, Марина попыталась удержать ее:
— Куда вы, тетушка Бостан?..
— К Мухаммеду, дочка. Надо сказать ему, где Ан-нам-джан. Пусть воротит его да потолкует с ним, как старший брат. Не по злому же умыслу поломал сынок это страшилище. Неужто ж бригада не простит его, не поможет стать на путь верный да праведный?
Как ни отговаривала ее Марина, которая и наполовину не разобрала, что втолковывала ей Бостан-эдже, — та встала с постели и заторопилась к злосчастному экскаватору.
Ребята, все еще толпившиеся там, не обратили внимания на приход Марины и Бостан-эдже. Они были заняты делом: силились водворить на место сорвавшуюся цепь, из-за которой, как, в конце концов, удалось выяснить Мухаммеду, и произошла авария. Цепь в своем движении поддела моток толстой проволоки, тогда-то и раздался скрежет, перепугавший и Аннама, и бригаду.
Сейчас Саша нес эту проволоку, но по пути споткнулся, упал на спину, — проволоку, однако, не выпустил из рук, лежа на земле, торжествующе помахал ею: виновник, мол, схвачен на месте преступления!..
Все облегченно смеялись.
Когда Бостан-эдже услышала этот веселый смех, и у нее отлегло от души: значит, все в порядке.
— Ох, сыночки, нашли, значит?
Мухаммед обернулся к ней с довольным лицом:
— Нашли, Бостан-эдже, нашли!
— Аннама нашли?
— Нашли причину аварии! — Мухаммед вдруг нахмурился: — А что, Аннам так и не появлялся?
Марина отрицательно покачала головой:
— Где же он?..
Общее оживление как рукой сняло. Все, понурясь, с участием смотрели на Бостан-эдже.
А Аннам в это время лежал в кустах, совсем неподалёку от экскаватора. В отчаянии он царапал пальцами землю, в глазах стояли злые слезы, злился он и на себя, и на судьбу, оказавшуюся столь немилостивой, и готов был провалиться сквозь землю от стыда и горя.
Коварная же это штука — жизнь!.. Живешь и не можешь угадать — что произойдет с тобой буквально через минуту? Еще недавно он радовался, гордимся собой, ощущая всем своим существом послушание могучего механизма. Ковш экскаватора, подчиняясь его командам, движениям его рук, тоннами выбирал грунт, русло канала на глазах становилось все более глубоким, и сознание своей оспы, своего умения пьянило, как терьяк. Аннам высоко воспарил горделивой мечтой — и внезапно она низринулась камнем, как фазан, в которого угодила жестокая пуля.
Аннам застонал, как от боли. Что же он наделал, несчастный?.. Ведь все верили в него, несмотря ни на что, и Мухаммед, бригадир, проследив за его работой, подбодрил: видишь, мол, у тебя уже получается. Получилось!.. Рванулся он было в полет да сорвался с ветки, как неоперившийся птенец. Рано он полез на экскаватор — ведь настоящий специалист способен по неуловимым признакам определить состояние своей машины, как доктор по одному дыханию человека чувствует, болен тот или нет. Нет, видно, кишка у него тонка — командовать такой махиной. Он походит на мышь, играющую со слоном… Что же теперь делать? Если он даже пожертвовал бы всем своим родом — беды все равно не поправить, экскаватор стоит, как мертвый, по его вине… Что делать, куда податься!? Обратно в аул? А как он будет глядеть в глаза землякам, Артыку-ага?.. Тот ведь послал его строить, а не разрушать!.. Уйти куда глаза глядят?.. Но разве позволит ему совесть искать приют в чужом доме — если он в своем не сумел сохранить честь и достоинство? Может, пока не поздно, вернуться в бригаду? Не отдаст же его Мухаммед под суд Хотя было бы справедливо спросить с него по всей строгости. Провинился — так будь добр, отвечай. И возмести ущерб, нанесенный тобой государству!.. Нет, ответственности он не страшится. Куда хуже — суд собственной совести. Он ведь обманул доверие Мухаммеда, бригады, подвел своих товарищей. И какое имеет значение, что сделал он это не по нерадивости — по неопытности. В бригаде-то — простой. И, как и односельчанам своим, он не сможет взглянуть в глаза ребятам из бригады. И Мухаммеду…