Капуччино
Шрифт:
Фрекен Бок заботливо посмотрела на него.;
— Мне кажется, до вас не дошло, — проговорила она, — попробую объяснить. Юмор, конечно, непереводим, загадочен, хрупок, но я попробую.
— Не надо, — попросил Виль, — я все равно не пойму.
— Попытка не пытка! — блеснула она русской пословицей и несколько приподняла платье, Из-под него показалось что-то розовое и шелковое.
— Это ком-би-на-ци-я! — по слогам произнесла она, — вы видите, она под платьем. Пока ясно?
— Д-да, — ответил
— Не торопитесь. Юмор адресуется к интеллекту. Подумайте. Ком-би-на-ци-я!
Она ждала. Виль молчал.
— Да, мой милый, — с сожалением произнесла она. — У вас еще малый словарный запас. Комбинация на русском языке имеет два значения. Комбинация, Назым, это еще и ма-хи-на-ци-я! — ее опять затрясло, — теперь смешно?
— Теперь смешно, — сказал Виль, — остроумно: у вас под платьем ма-хи-на-ци-я…
Он явно рисковал дипломом.
Фрекен Бок печально развела руками.
— Нет, нет, вы не поняли. Махинация у меня в… голове.
Она начинала путаться.
— А у еврея под платьем? — продолжил Виль.
Фрекен Бок сняла очки, протерла стекла.
— Простите, Назым, за откровенность, — у вас нет чувства юмора.
— Я это знал, — грустно сказал Виль, — мне просто было стыдно сознаться.
— Ничего в этом позорного нету, — успокоила фрекен, — юмор, как деньги: есть — есть, нет — нету. Стесняться нечего! У меня, например, есть, зато вы знаете турецкий.
— И греческий, — вставил Виль.
— Тем более. Поймите, Назым, юмор не только апеллирует к интеллекту, но и к эмоциональной сфере. Юморист, создавая свой текст, мысленно отождествляет свое чувство юмора с читательским. И идеальный читатель — тот, чье чувство юмора равно авторскому, что в вашем случае не происходит. Поэтому слушайте, старайтесь понять и не перебивайте — у нас большая учебная программа: «Приходит муж домой, а жена, — она заржала, — а жена, — она хваталась за живот, как Персидский на японском диване, — а жена…»
Ржала вся группа, но громче всех Виль.
— Вот вы смеетесь, — внезапно сказала фрекен Бок, — а я уверена, что вы ничего не поняли. Объясните, пожалуйста — в чем здесь юмор?
— Ну как же — приходит муж домой, а жена… По-моему, очень остроумно… Одновременно апелляция и к интеллекту и к эмоциональной сфере. Глубинная структура. Неуловимость на сознательном уровне…
С каждым занятием становилось все невыносимее — за анекдотами пошли прибаутки, за прибаутками — частушки:
— Четырехстрочная рифмованная песенка, — объясняла она, — с припевом, обычно «Ух-Ух» или «Ах-Ах»! Наглядный пример!
Она раскрывала свое хайло:
— Обижается народ — Мало партия дает. Наша партия — не блядь, Чтобы каждому давать.— Ух-Ух! — визжала она.
— Ах-Ах, — подхватывала группа.
— Ох-Ох, — стонал Виль.
— Ух-Ух, — поправляла фрекен.
У него повысилось давление, дрожали конечности.
Дядя Ленин, раскрой глазки: Нет ни мяса, ни колбаски, — заливалась фрекен. — Яйца видим только в бане Между ног у дяди Вани.— Ух-Ух, — подпевала группа, — Ах-Ах!
У Виля начался тик левого глаза, легкое заикание. Он замышлял убийство. Иногда он просыпался с легким сердцем — во сне он душил фрекен Бок вместе с ее чувством юмора.
— Возле кузницы тропа, — вопила фрекен, отбиваясь, — Девки трахнули попа. — Не ходи, мохната блядь, — сладострастно душил ее Виль, — — А то выебем опять.Но все это было во сне…
Он перестал посещать занятия, ссылался на здоровье, на грубость хозяина турецкого ресторана, на климат. Но фрекен Бок объяснила, что это ответственный период, кульминационный, и что если он бросит посещать ее лекции — не будет допущен к диплому. И что скажет сэр Затрапер?! Тем более, Назым, я перехожу к самому ответственному этапу.
Он явился, принял успокоительное. Она ударила его в самое сердце.
Она приготовилась к убийству его любимца.
— Сегодня, — торжественно произнесла фрекен Бок, — мы начинаем новую тему — «Приемы комического у Зощенко».
— «Боже, — подумал Виль, — это похуже постановления партии от 1946 года. То Зощенко еще пережил…»
Виль смотрел на фрекен, и ему казалось, что она страшнее товарища Жданова.
— Итак, — произнесла она, — великий русский сатирик Зощенко. Назым, повторите.
Она уже приготовилась к саркастическому смеху — в фамилии было «Щ».
— Зосенко, — сказал Виль.
Раздался саркастический смех, он был долог, он переходил в сардонический.
— Это громадное имя, Папандреу, — сказала она, — попрошу к следующему разу произносить правильно его фамилию.
Виль вспомнил сладкий сон.
— Возле кузницы тропа…, — сладострастно произнес он.
— Что? — не поняла фрекен.
— Девки выебли попа, — объяснил Виль.
— Ничего не понимаю, — она разводила руками, — говорите четче. И по-русски.
— Не ходи, мохната блядь, — очень четко произнес он, — не то выебу опять!