Карабарчик. Детство Викеши
Шрифт:
— Мышь! Искать! Мышь! — подражая звуку скребущейся мыши, Кирик водил ногтем по коре.
Близость «добычи» возбуждала охотничий инстинкт Делбека, и собака работала энергично, углубляя проход в аил.
Рассвет приближался. Где-то за рекой послышались ржанье жеребёнка и звук ботала [23] : стойбище просыпалось.
Наконец, к большой радости ребят, показалась голова Делбека. Оставив клок шерсти на сучковатой жерди, пёс пролез к своим друзьям, уселся на задние лапы
23
Ботало — большой колокольчик, подвешенный к шее домашнего животного.
Нужно было выбираться быстрее. Кирик сильным ударом ноги отбил большой кусок коры, висевшей над «норой», и скомандовал Яньке: «Лезь!»
Ободрав плечо, Янька с трудом выбрался через отверстие, следом за ним выползли Кирик и Делбек. Час спустя, ребята шагали по дороге, направляясь к Яргольскому ущелью.
Прошло несколько дней. На Мендур-Сокон напала вооружённая охрана Сапока. Руководил набегом Тужелей.
— Где твой разбойник? — кричал Тужелей, размахивая нагайкой над лежащим возле разрушенного аила Мундусом.
— Не он разбойник, а ты, — с трудом приподнимаясь на локте, прошептал старик. — Вы граби…
Резкий удар плети прервал слова старика. Вскрикнув от боли, Мундус снова припал к земле.
Налётчики избили старого Барамая, Амата и горбатого Кичинея, разгромили несколько аилов, перешарили все постройки, но Темира не нашли.
…По стойбищам пронеслась весть: в районе Усть-Кана появилась вооружённая группа людей. Говорили, что ею руководит молодой алтайский охотник по имени Темир: бедноту он не трогает, а у богатеев уводит табуны лошадей.
Заимка Зотникова охранялась стражниками. Сам Евстигней ездил по делам в сопровождении Чугунного.
У кривого Яжная неизвестные люди угнали косяк лошадей. Келейский богач так и не смог добиться толку от своего пастуха.
— Не знаю кто… Ночь тёмная, собаки лают, люди кричат… Кто был, не знаю, — разводил пастух руками.
— А ты где пропадал?
— В аиле. Хотел выйти, дверь оказалась припёртой снаружи колом. Утром вылез, смотрю — лошадей нет.
Яжнай выругался и поехал в Онгудай к приставу. Огарков встретил его дружелюбно:
— Слышал, слышал! Принимаю меры. По слухам, часть лошадей обнаружена. Для проверки направил в этот район урядника. Был недавно Зотников. У него тоже табун угнали. Говорил, что лошадь с его тавром он видел у Амата. А Амат говорит, что это его конь от кобылицы, которая ему досталась от отца. Соседи подтверждают. Показывали примету. И я, признаться, не пойму, в чём тут дело — какая-то чехарда, — пристав пожал плечами и махнул рукой.
По горам Алтая, над таёжными стойбищами, из аила в аил пронеслась весть: русский царь отрёкся от престола. Старшину вызвали в Бийск. С ним
Зотников вернулся из города хмурый:
— Плохи, Иван, дела! Говорят, в Петербурге рабочие бунтуют. Солдаты не хотят воевать. И ещё слышал, — широкая борода Евстигнея приблизилась к лицу Чугунного, — будто появились какие-то большевики, и сила у них огромная. Начеку нам надо быть, — закончил он.
Пс стойбищам ползли слухи: богачи организуют управу. Бедноту к новой власти не допускают.
Тайга насторожилась.
Кирик, как и прежде, находился в избушке Яргольского ущелья, и Янька не оставлял его.
Однажды, бродя по лесу, ребята услышали яростный лай Делбека. Они поспешили к месту, куда их так настойчиво звал четвероногий друг.
На небольшой поляне, сплошь заросшей буйной растительностью. отмахиваясь ружьём от Делбека, стоял незнакомец. У его ног лежала матросская бескозырка, и ее чёрные ленты, как две змейки, прятались в траве.
Делбек злобно наступал на матроса, пытаясь схватить его.
Оттащив собаку от незнакомца, мальчики остановились на опушке, готовые в любую минуту «задать стрекача».
— Эй, ребята! Далеко тут до жилья? — спросил матрос и поднял бескозырку.
— А тебе куда, дяденька? — осмелев, Янька шагнул вперёд.
— На Барнаул.
— Это надо идти сначала на Тюдралу, а потом на Талицу, вниз по Чарышу.
Видимо, матрос заблудился в тайге. Измождённый вид незнакомца, едва стоявшего на ногах, вызвал у ребят жалость.
Пошептавшись с Кириком, Янька спросил:
— Ты, поди, голодный?
— Да не сыт, — усмехнулся горько незнакомец и провёл рукой по давно не бритой щеке.
— Ступай за нами! — заявил решительно Янька и, пропустив вперёд себя Кирика с Делбеком, зашагал за матросом.
Вечером гостю стало плохо. Лицо его горело, как в огне, он часто прикладывал руку к затылку, где была ссадина.
— Должно, раненый, — высказал свою догадку Кирик.
Ночью ребят разбудили крики больного. Матрос сполз с нар и пытался встать на ноги. Он размахивал руками, рвался вперёд и только перед рассветом затих.
Янька и Кирик тихонько вышли за дверь.
— Страшно! — Кирик вздохнул. — Должно, хороший человек: о бедных всё говорил, драться с богачами звал… Давай лучше посидим здесь, — предложил он приятелю.
Ребята уселись у порога и говорили о матросе до тех пор, пока не уснули.
Два дня больной не приходил в себя, и Кирик с Янькой ни на минуту не оставляли его.
Как-то на рассвете Кирик проснулся и увидел, что матрос пытается подняться на ноги. Кирик толкнул Яньку. Тот открыл глаза и спросил:
— Дяденька, тебе, поди, пить охота?
Матрос молча кивнул головой. Зачерпнув из казана воды, мальчик подал её незнакомцу. Тот с жадностью припал к кружке. Напившись, спросил:
— Чей ты?