Карагач. Книга 1. Очаровательная блудница
Шрифт:
Весь обрыв был испещрен норками береговых ласточек, которые сейчас беззвучно кружили над водой, и сокол, видимо, охотился за ними.
– И где же здесь живут амазонки? – с интересом спросила Лиза.
– Там, – указал он на другой, полузатопленный берег с чистой горловиной протоки старого русла.
– Почему мы остановились тут?
– Чтобы нас увидели. И вышли встречать.
– Мы разве к ним не пойдем?
– Сначала побеседуем с Галицыным. Там сориентируемся.
Звук двигателя уже наверняка услышали и в любом случае должны посмотреть, кто посмел явиться во владения хозяйки Карагача. И на самом деле, через несколько минут взревел лодочный мотор, и из протоки вылетела дюралька с мужской фигурой в камуфляже и бандане – похоже, один из свиты. Он выписал круг, словно осматриваясь, сбавил обороты и приткнул лодку рядом, не выключая двигателя.
– Узнал? – спросил его Рассохин.
– Узнал…
– Вези сюда Галицына.
Тот даже не кивнул, включил заднюю передачу, отплыл на середину и оттуда уже умчался в протоку.
– И этот странный какой-то, – напряженно проговорила Лиза. – На бандита похож…
Ждали сидя в лодке около получаса, но со стороны женской зоны не доносилось ни звука – вероятно, совещались. Елизавета принялась было рассказывать о послереволюционных похождениях штаб-ротмистра Сорокина, как он из Швеции перебрался в Канаду и тут нашел своих раскольников – духоборов, тех самых, что Лев Толстой отправил за океан. И уже снова увлеклась историей Стовеста, но вдруг примолкла и предложила не ждать, а самим поехать к амазонкам – Рассохин этого и слышать не хотел.
– А если ночевать придется? – спросила Лиза. – Здесь как-то неуютно…
– Там будет уютно? Среди сорока отроковиц?
– Зато интересно!
– Найдем другое место, – пообещал он. – Сейчас разведем костерок и сварим чайку из смородины.
Он прихватил рюкзак, поднялся на берег и помог взобраться Лизе. Дом, в котором так и не удалось пожить, сгорел до каменного фундамента, и внутри сквозь ржавые железные кровати и прочий металлический хлам уже выросли березы. От поселка на двести домов остались развалины каменной пекарни, на другом конце – электростанции да обугленные столбы с проводами. И ни золы, ни головней, как на пожарище, сам береговой взлобок вообще чистый, первозданный, и только стрижи реют над водой. Скорее всего, однажды уровень воды поднялся такой, что Гнилую затопило и смыло все следы пепелища. Даже дров найти – и то оказалось проблемой, кое-как набрали мелкого хвороста, разожгли между двух камней и поставили котелок. В самом деле, сразу стало уютно, спокойно, однако идиллию вдруг нарушил сокол: куда-то исчезнувший из виду, он вдруг стремительно вылетел из-за берез, ударил стрижа на лету, подхватил у самой воды и молниеносно скрылся в кронах.
– Экологически чистое место, – заключила Лиза. – Где-то здесь гнездо сокола… А мама здесь была?
– Даже ночевала, – отозвался Стас. – Вот здесь дом стоял, новый, брусовой. Мне там квартиру дали…
– С тобой в квартире?
– Одна, я в бараке жил.
– Ты ее на постой пустил? – язвительно спросила Лиза.
– Вроде того. Она сначала к Репе заселилась, а он приставать стал. И в глаз получил…
– Какое целомудренное время было! – мечтательно произнесла она. – Люди здесь страдали, влюблялись, рождались и умирали. Теперь и не подумаешь…
– Все одичало. Будто никогда и не жили. Напоминает сгоревший корабль…
– Нет, есть примета!
Лиза указывала на провода, где, словно ноты на нотной линейке, сидели ласточки – городские, с раздвоенными длинными хвостами, правда, почему-то молча.
Прошло еще более часа. Успели сварить чай, разогреть тушенку и первый раз за весь день стали есть, однако никакого движения на реке не наблюдалось. В женской зоне стучали топоры, молотки и скрипели выдираемые ржавые гвозди – разбирали старые постройки. Рассохин, как и в былые времена на Карагаче, часто вертел головой, озирался, однако приближения этих двоих не заметил и не услышал, а увидел, когда они уже стояли в пятнадцати шагах от костра: безбородый, однако с косичкой, мужчина лет сорока и с ним женщина такого же возраста, завязанная до глаз платком. Оба одеты по-таежному, в выцветших и черненных кедровой смолой брезентовых куртках, в кержацких броднях, за спинами – берестяные пестери, с которыми ходят по грибы и ягоды.
Глядели вроде бы по-кержацки, без всяких ярко выраженных чувств.
– Доброго здоровья, – по-мирскому поздоровалась женщина. – Хлеб да соль.
Мужик только смотрел и молчал.
– Благодарствую, – напряженно отозвался Рассохин. – Давайте с нами?
Они приблизились к костру, сняли пестери и сели на землю, подвернув ноги, как в обласе. И оба уставились на Елизавету.
– Нас твоя матушка послала, – негромко проговорила женщина. – Велела к себе привести.
Лиза вскочила, глянула на Рассохина и спросила у него же:
– Какая… матушка?
– Твоя родная матушка, – ответила та. – Ты ведь Елизавета?
– Елизавета…
– Письмо тебе писала, наказывала в гостинице ждать. А ты сама на Карагач пришла.
Рассохин взял ее за руку, усадил рядом с собой.
– Сначала скажите-ка, посланцы, – набираясь ярости, словно электричества, напряженно вымолвил он, – вы кто будете?
Гости переглянулись.
– Он именем Демиан, – представила женщина. – А я жена его.
– И все?
– Так спрашивай, ответим.
– А какое отношение имеете к ее матери? Кто вы ей?
Ее сухопарый Демиан стоически молчал, не отводя пристального взора с Лизы.
– Да живем мы вместе, – объяснила его жена. – В одном скиту.
– Значит, мама жива?! – словно очнувшись, встрепенулась Лиза.
– Жива. Ты собирайся-ка, Елизавета, и пойдем.
– Она никуда с вами не пойдет! – жестко заявил Стас. – По крайней мере, без меня.
Демиан наконец-то отвел взгляд, пощурился на солнце и вытянул натруженные ноги.
– Ты, должно, Рассохин? – утвердительно спросила женщина.
– Рассохин.
– Мы так и думали… Тебя она не звала. Велела лишь Елизавету привести. Воля матери.
– Почему сама не пришла?
– Болеет…
– Я пойду! – Лиза засуетилась. – Сейчас соберусь и… Я везучая! У меня есть талисман!
Он грубовато схватил ее за руку и вновь усадил.
– Тебя обманывают! Не пойдешь.
– Что ты – обманывают? – слегка возмутилась женщина. – Грех эдак говорить… Поди знаешь, она письмо писала, когда занедужила. Демиан отсылал.
– А ты почему молчишь… посланец?
– Он глухой у меня, от простуды, – смиренно глянув на мужа, проговорила она. – Немтырь, но понимать понимает… Ты же, Елизавета, помнишь материну руку?
– Это писала не она! – заявил Рассохин.
– Как – не она? – чего-то испугалась Лиза. – Ты же говорил, похоже…
– Не хотел тебя разочаровывать…
– Нет, Стас… Но вот же люди, они знают!..
– Я не знаю, кто эти люди! Только прошу, не верь им. Твоей мамы давно нет в живых.
Она ослабла.