Каракалпак - Намэ

Каипбергенов Тулепберген

Третий оратор. Вопрос о названии романа поставлен ребром, поставлен правильно и своевременно. Я считаю его центральным вопросом повестки дня.

На первый, поверхностный взгляд может показаться, что ничего особенного нет в том, что, допустим, нашего молодого поэта Генджемурата Изимбетова звали бы Каллибеком, а, напротив, молодого критика Каллибека Бекжанова звали бы Генджемуратом.

Но это лишь на первый и, подчеркиваю, поверхностный взгляд. А мы обязаны смотреть в глубь явлений, смотреть непредвзято, но заинтересованно и пристально. А глядя в глубь явлений, мы обязаны констатировать, что книга — это не человек. Мы не вправе уклоняться от этого факта.

Факты же говорят сами за себя. Толстой назвал роман «Война и мир». Шолохов назвал роман «Тихий Дон». Таковы факты.

Если бы Толстой озаглавил роман иначе, скажем — «События 1812 года», а Шолохов, в свою очередь, озаглавил бы свой роман «Судьба Мелехова», то что было бы? А было бы то — и об этом мы должны сказать открыто, глядя в глаза правде, — что названия были бы не такими, какие они есть! Я осмелюсь утверждать, что они не соответствовали бы авторскому замыслу. А форма, как известно, должна соответствовать содержанию. Или, как гласит наша мудрая пословица: по полю и урожай, но бороде и бритва.

И мы тоже обязаны судить не поверхностно, обязаны заглянуть в глубь вещей, потому что…

Голос. Хватит! Хоть кто-нибудь заглянул в глубь книги? Или все вы прочли лишь ее название?

Четвертый оратор. Вопрос задан правильно. Я ознакомился с оглавлением данного романа и могу сказать, что оно интереснее и содержательнее названия. Рукопись разбита на три отдельные части. Первая часть названа «Жизнь», вторая — «Любовь». Название третьей части — «Дружба».

Наш мир вечно меняется, вечно обновляется, но есть в нем и вечные категории. Вечны день и ночь, весна и осень, свет и тень. Точно так же вечны жизнь, любовь и дружба. Я глубоко уверен, что автор глубоко прав, разделив свой роман на три части и озаглавив каждую из этих частей именно таким образом, как он это сделал. Озаглавив части таким образом, он сразу создал художественные образы, которые порождают в читателе образное мышление.

И мне, как одному из читателей, на память пришел следующий образ, которым я и хотел бы поделиться с вами, а если здесь присутствует и автор, то равным образом и с ним тоже.

Однажды возвращался я из Москвы на поезде. В купейных вагонах мест не оказалось, и мне пришлось всю дорогу ехать в общем вагоне. В общем, это оказалось даже интересно. У меня оказалось сразу много попутчиков, со всеми мы познакомились, пили чай, и каждый рассказывал что-то о своей жизни. В поезде люди сходятся быстро и легко. Правда, многие из них по пути сходят с поезда, зато появляются новые пассажиры и появляются новые судьбы, новые темы для разговора.

Возвратившись благополучно к себе домой, я потом не раз возвращался мысленно к тому путешествию и пришел к выводу, что жизнь — это поезд, где все мы пассажиры общего вагона, которые делят друг с другом радости и беды. Этим наблюдением я и хотел бы поделиться с автором, если он находится здесь. Такие образы находятся в творчестве не так уж часто, и я советовал бы автору использовать мою находку в своем романе, в части, озаглавленной «Жизнь».

Голоса:

— Вы хоть и член совета по критике, но не вправе давать советы автору.

— Здесь не общий вагон, нечего вспоминать свою жизнь. Это каждый может.

— Пора, наконец, говорить по существу.

Пятый оратор. Товарищи! Если — как нас верно призывают и критикуют из зала — говорить по существу, то я должен определенно заявить: один человек не может написать и даже не имеет права писать роман под названием «Песнь каракалпаков», да еще разбивать его на такие части, как «Жизнь», «Любовь» и «Дружба». Такой роман должен быть коллективным трудом, он должен вобрать в себя опыт всех каракалпаков. И автор — если он вообще существует — обязан прислушаться к любому из наших советов.

Шестой оратор. Вот именно. Я не стану долго распространяться, вспоминая но отдельности жизнь, любовь и дружбу. Не стану, ибо художественный образ должен объединять в себе все сразу. Вот вам пример, где все соединилось.

Однажды жили два дружка — Асан и Досан. Не только они меж собой дружили, но и жены их тоже, и дети их тоже. И вот пошли они как-то искупаться в Амударье. Разделись почти догола. Тут Асан увидел на пузе Досана родимое пятно. Потом глянул на пузики его детей и видит, что у них такие же родинки. Тогда Асан и говорит:

— Ого, дружок Досан, ну и сильна же твоя порода, всех детишек родинками наградил.

А жена Досана — куриная ее голова, раньше мужа должна во все встрять — и говорит;

— Чему тут дивиться? Такие родинки вообще у всех детей. Глянь на своих ребятишек.

Глянул Асан, а у его детей такие же родимые пятна и на том же месте. Посмотрел он на жену свою, а та аж краской залилась.

Разъярился Асан да как стукнет свою жену, ну она и кубарем в Амударью. И утонла в момент. А Досан хвать ножик, которым дыню резал, и тем ножом — в горло Асану.

Вот вам и жизнь, и любовь, и дружба, и все вместе.

Аббаз-шаир. Какая же тут жизнь? Какие же тут любовь и дружба? Тут смерть, прелюбодейство и предательство.

Все ваши советы автору напоминают мне одну древнюю притчу. Послушайте.

Давным-давно один бий решил сплотить всех жителей своего аула, для чего собрал их вместе и сказал:

— Поклянемся на молоке. Молоко — самое белое и святое, что есть в мире.

С этой целью посреди аула установил он большой котел и накрыл его крышкой. А в середке той крышки была маленькая дырочка. И повелел бий всем жителям аула принести по кувшину молока и через ту дырочку влить в котел.

Когда весь аул исполнил повеление и последний из аульчан приближался к котлу со своим узкогорлым кувшином, бий остановил его, взял кувшин и вылил на ладонь каплю. Там была вода.

— Как посмел ты всех нас обмануть? — спросил бий сурово. — Мы хотели поклясться на молоке, чтобы единство наше было таким же чистым и животворным, как молоко. И ты осмелился разбавить наше молоко водой, ты осмелился разбавить наш союз? Что будем делать с отступником?

— Изгнать его!

— Повесить за ноги!