Каракалпак - Намэ
Шрифт:
Дедушке это не понравилось. «Плохо, если девочка останется неучем», — говорил он.
«Успеет еще, — стояла на своем бабушка. — Сперва отдадим детей мулле. Сперва исполним свой долг перед Аллахом».
Надо объяснить, что обучение у муллы было одним из пяти условий, без неукоснительного исполнения которых человек не может считаться настоящим мусульманином.
«Да чему он сможет научить-то, твой мулла? — возражал дедушка. — Все молитвы, какие надо, я и сам заставлю их вызубрить».
Но бабушка оставалась непреклонной.
Нам с сестрицей было совершенно безразлично, у кого учиться. Мы не знали ни муллы, ни учителя, ни те науки, которые они нам преподадут. Но в школу надо было ходить днем, когда и без того всяких дел и забав вдосталь. А к мулле — на ночь глядя и втихую. Это еще приманивало нас и тайной.
В конце концов победа осталась за бабушкой, Днем она напекла целое блюдо баурсаков, а с наступлением темноты взяла нас с сестрой за руки, блюдо с баурсаками установила себе на голову и быстрой походкой направилась к дому муллы.
Был первый день уразы — мусульманского поста. Мы с утра ничего не ели, а баурсаки пахли так вкусно, что я думал только о них, а на все остальное почти не обращал внимания, поэтому, как мы вошли в дом муллы, как нас приняли и все такое прочее, этого я не помню. Помню только, что с пола поднялся безбородый старик, длинный и тощий, как ремень. Лицо красно-темное, словно старая медная пряжка. И голос у него тоже был высоким и тощим.
— Ассаляму-алейкум, бабушка Бибизада! Значит, все же привела чад своих под руку Аллаха? Пусть же бог примет твою мольбу.
— Вуалейкум-ассалам! — ответила бабушка с поклоном. — Прими детей моих в свое распоряжение. Кости их — наши, мясо — твое.
Помнится, в ту минуту бабушкино присловье меня напугало, показалось мне людоедским. Это позже я узнал, что означает оно следующее: основа — наша, а форму ты твори как сочтешь нужным. Правда, есть еще одно значение: можешь бить их, но кость не повреди, а мясо нарастет.
Правильно сделала бабушка Бибизада, что привела детей сюда. Разве в школе научат старших уважать, обычаи блюсти, бога бояться? Нет. Там все только об уме заботятся. А много ли его надо — того не разумеют. А вы вот послушайте, что мудрость-то гласит.
Мудрость, которую возгласил мулла. Сотворил бог человеков и решил проверить, сколько тем человекам ума надобно. И стал он им поочередно мозг вкладывать. Одному малую толику вложил. Другому — поболе того. Третьему еще добавил. А последнему от всей щедрости своей вложил столько, сколько в голове поместилось. После того призвал всех пред очи свои и вопросил:
— Сотворил я мир и вас, человеков, и знать желаю, довольны ли вы творением моим. Речите, рабы божьи, все по своему разумению и гнева моего не бойтесь.
— О всесильнейший и всемогущий! — воскликнули все в один голос. — Велика мудрость твоя, бесконечна благость твоя, и не нам, рабам твоим, судить деяния бога нашего.
И лишь один, самый мозговитый, вскричал:
— Полон скверны, боже, сей мир, тобой сотворенный. И скверен есть человек, сотворенный тобой!
И сказал ему Аллах:
Ты один не доволен моим творением. Тебя одного я должен исправить.
Тут подоспели господни слуги и надели на голову тому человеку волшебную черную шапку. Под той шапкой сразу умалился ум его, а вместе с умом умалилась и гордыня его, и воскликнул тот человек:
— Прости, всеблагой и всемогущий, прости мне глупые и дерзкие речи мои и не гневайся на меня, грешного!
Обещал Аллах не карать рабов своих и слово свое законом поставил. Но того черношапочника приметил и долго мольбам его не внимал, почитая их за глас умствующей гордыни. Оттого народ наш беды великие претерпел. И вот теперь, когда всевышний снова вспомнил о чадах своих, в школах отвращают детей от слова божьего. Боюсь, ах, боюсь я, как бы опять Аллах не отвернулся от нас, черношапочников.
И еще. Повелел господь слугам своим лепить человеков из глины. И замесили слуги господни два замеса: мягкий — . для тела, крутой — для головы. И стали лепить из той глины тела и головы и приставлять головы к телам. Но одной головы не хватило, и стали господни слуги снова готовить крутой замес, а тем временем тело с недостающей головой прикрыли шапкой.
Но тут явился бог, и увидел он человеков глиняных, лежащих бездыханно, и не заметил он, что один из человеков тех еще головы своей не обрел, и, не заметив этого, вдохнул Аллах жизнь во всех человеков разом.
И гласит мудрость, что тот из людей, кто не знает молитв намаза, и есть потомок того безголового. Помните это, чада, и разумейте.
Когда мы возвращались домой поздно вечером, я все отчетливо помнил, а вот уразуметь-то как раз никак не мог. Кто же я? Потомок того черношапочника, которому господь отпустил излишек ума, или потомок того безголового. Получалось, что мозговитый бога не хвалит и безмозглый — тоже. Получалось, что ум и глупость равны, а этого в свои пять лет я никоим образом уразуметь не мог. Да, признаюсь, и сегодня понимать это отказываюсь.
На следующее утро нас разбудил дедушка и велел побыстрее собираться, потому что он хочет отвести нас с сестрицей в школу.
Одевался я медленно, не спеша, поскольку учиться мне больше не хотелось. Но раз дедушка велит — значит, надо выполнять.
Под школу в ауле был отдан большой дом бывшего бая Мадияра. Он стоял в центре аула, и уже на подходе к нему мы увидели, что к дверям школы со всех сторон тянутся ребята, кто поодиночке, кто парами, а кто и целой гурьбой. Все они были заметно старше меня. В большинстве — сверстники Арухан, но некоторые еще взрослее.