Каракалпак - Намэ
Шрифт:
«Освобожу тебя, коли сможешь исполнить повеление мое. А нет — пеняй на себя. Быть тебе повешенным».
«Воля ваша, — ответствует Бердах, — но дабы не отреклись вы от слов своих, прошу произнести веление не с глазу на глаз, а прилюдно».
Засмеялся хан и повелел немедля всей свите и челяди ханской явиться пред ним. Явились они. И сызнова хан вопрошает:
«Теперь согласен выслушать повеление мое?»
«Согласен!»- молвит Бердах.
«А коли согласен, то внемли. Повелю я вынести мешок мелко толченного сахара. Повелю я взвесить сей мешок предварительно, А как только нагрянет шквал, так слуги мои развеют тот сахар по пескам моего Хорезма. Соберешь весь сахар за год — быть тебе свободным. Но помни: коли не достанет хоть одного мискала [26] — не сносить тебе головы».
Note26
Мера веса, равная примерно 5–6 граммам.
«Сахар сей смогу собрать я не то что за год, а за неделю, ежели сможете дать мне помощников».
«Почему бы и не смочь, — горделиво ответствует хан хивинский. — Все в моей воле. Любая живая душа в Хорезме мне подвластна. На кого укажешь, тому и повелю идти к тебе в помощники. Проси!»
«Прикажите созвать всех муравьев, обитающих в ваших владениях. Повелите тем муравьям помочь мне, и воля ваша будет исполнена».
Померк взором хан хивинский, помрачнел, удрученно склонил голову свою и тихим голосом изрек:
«Иди. Ты свободен…»
— Ц-ц-д, — вновь зацокал тот же старец и с тем же нескрываемым восторгом повторил:- Вот поэт так поэт! Вот ведь какие слова нашел! А!..
— Да, какие только великие люди не являлись на этом свете. Помните, как сказал Машраб: [27] «В сердце своем уместил я мир безграничный, но самому мне места нет в мире бескрайнем».
«После смерти моей не подавайте нищим на помин моей, души, я при жизни отдал им все, что имелось в душе», — говорил Махтумкули. [28]
Note27
Узбекский поэт, жил в XVII — начале XVIII пека.
Note28
Туркменский поэт, жил в XVIII веке.
— «Если тяготы народа ты готов взвалить на плечи, если хочешь чаще плакать, хочешь радоваться реже, становись тогда поэтом», — говорил Бердах.
— А Жиен Жрау [29] говорил: «Моя судьба — судьба народа. Судьба народа — моя судьба…»
— Однажды правитель города Чимбая решил провести состязание молодых поэтов. Среди всех ему больше прочих приглянулся молодой Бердах. Он так понравился правителю Чимбая, что тот даже расщедрился и отсчитал Вердаху целых пять золотых монет. До того часа Бердах никогда не держал в руках столько денег. Он обрадовался, конечно, и совсем уж было собрался покинуть двор правителя, да в это время ввели стражники на двор бедного рыбака в изодранной одежде.
Note29
Каракалпакский поэт, жил в XVIII веке.
«Почтенный правитель славного нашего города Чимбая, — сказал один из стражников. — Этот рыбак привозит рыбу с Арала, сегодня он осмелился заломить цену выше той, которую вы назначили».
«Всыпать ему десять палок», — приказал правитель.
Тут вступился Бердах.
–
«Почтенный правитель славного Чимбая, — сказал он. — Вы только что одарили меня пятью золотыми монетами за стихи, которые вам понравились. Но этот человек — мой отец Гаргабай. Когда бы он не ловил и не продавал рыбу и на вырученные деньги не обучал меня, тогда бы и я не смог достичь той степени совершенства, чтобы своими стихами порадовать вас. Не наказывайте Гаргабая, а велите найти и наказать его отца, который не смог обучить своего сына, и потому он вынужден оставаться всю жизнь простым рыбаком».
«Эх, Бердах! — воскликнул восхищенно правитель, — Ну и язык у тебя! Ну и ум у тебя! Хвала тому роду, хвала тем родителям, что наградили тебя таким даром! Эй, стражники! Живо отпустите отца поэта. И подарите ему от меня дорогой халат!»
— Да, слово, сказанное к месту, как райский бальзам. От любых хворей вылечит.
— Слово, сказанное не к месту и не ко времени, падает как камень на голову, может и покалечить, и прибить насмерть…
— Есть слова, что как воздух в кулаке. Пока держишь, вроде что-то есть. Как раскрыл — фьють! Ничегошеньки…
— А есть слова как крылья. Сами на воздух возносят, на небо поднимают…
— Пусть земля будет пухом поэту Бердаху. Он всегда умел найти нужные слова…
— Дай, бог, нашим внукам тот путь, по которому шел Бердах не спотыкаясь…
Я до того увлекся рассказами аксакалов, что даже боль в ноге перестал ощущать. Я ждал от старцев новых и новых сказаний, легенд и притч и помню, что впервые в жизни с завистью нескрываемой, но высокой подумал: «Эх, кабы и мне стать таким же поэтом!»
Наверное, все это было, как говорится, написано у меня на лице, потому что дедушка, лишь глянув на меня, без труда прочел мысли внука и, помолчав, вдруг обратился к гостям:
— Почтенные аксакалы, посмотрите на моего старшего внука Тулепбергена и скажите, разве не может так случиться, что станет он поэтом, когда подрастет?
Все старцы разом обернулись ко мне.
— В какой класс ты ходишь? — спросил один из них.
— В третий.
Старец, сидевший в углу и по большей части хранивший молчание, дольше других рассматривал меня. Его белая и пушистая, как хлопок, борода закрывала полгруди и начиналась почти от самых глаз. Его глаза были огромными, каждый почти в детскую ладошку. Он глядел прямо, не мигая, и под его взглядом я невольно потупился. А он повел речь тихо и неторопливо:
— Когда мне было столько же лет, сколько теперь этому мальчику, я сложил стихи. Первые стихи в своей жизни. Я прочитал их своему отцу, и отцу моему эти стихи очень понравились. Обрадовался мой отец и в тот же день повел меня к поэту Бердаху.
Мы пришли, и я увидел человека худощавого, узколицего. Борода его была редкой и начинала серебриться. Я прочитал ему мои стихи. Он их слушал внимательно. Выслушав, сказал: «Мальчик, сложить стих — это значит попять жизнь. А жизнь понять трудно. Слова в стихах надо связывать так же, как в жизни связаны огонь и вода, день и ночь, цветок и колючка, смех и слезы, ты и я. Всякий, кто живет на свете, по-своему понимает жизнь. Всякий зрячий может сказать: «Я смотрю на мир двумя глазами». Но если это скажет поэт, то любому должно быть ясно, что видит он жизнь очами любви и очами дружбы. Всякий, если он не колченогий, может сказать: «Я стою на земле двумя ногами». Но если это скажет поэт, то любому должно стать ясно, что поэту опорой на этой земле — любовь и дружба. Поэт говорит те же слова, какие говорят и другие люди. Но в каждом слове поэта должно быть больше смысла, чем в словах других людей. Иначе он не поэт».
Услышав это, отец мой отказался от мысли просить благословения для меня у Бердаха и, простившись с поэтом, поспешил домой, прихватив меня. А я с тех пор понял, что слагать стихи — не мое дело.
— Да, — согласился другой гость, — стать поэтом не каждый может. Всем известно, что Махтумкули в детстве три дня ночевал под мостом, по которому прошли тыщи человек. И только после этого на третье утро он проснулся поэтом.
Все умолкли, и молчание длилось, как мне показалось, невыносимо долго.