Каракалпак - Намэ
Шрифт:
— Вы хоть и большой начальник, а этой маленькой притчи не поняли. Ну, спасибо за откровенность, а я пойду, — произнес он с обидой и, вдруг повернувшись к нам, добавил:- Ребята, у нашего народа много легенд, сказаний, притч, загадок. Учитесь понимать их смысл. И не забывайте детям рассказывать притчи и сказки. Это ведь тоже воспитание литературой. Только устной литературой.
Адылов погрустнел. Видимо, притча, и особенно последние слова, старого учителя задели его за живое.
— Ребята, — обратился он к нам, помолчав немного, — мне приходилось слышать, что великий русский писатель Федор Достоевский говорил: «Все мы
12
Для меня до сих пор загадка: почему это районо выдало мне направление в школу-семилетку, что находилась в пяти километрах от моего родного аула, когда в нашей десятилетке как раз не хватало учителей? Но логика казенного мышления неисповедима. Сколько я ни убеждал, сколько ни доказывал. Нет. Уперлись, и все тут.
— Нам виднее, — говорят, — куда вас направить на работу. А для вас должен быть один закон — трудовая дисциплина.
Директор той школы, куда меня определили, издал приказ, согласно которому я полностью брал четвертый класс, а еще из-за нехватки учителей вынужден был преподавать математику в 5 — 6 классах. Через полгода меня назначили еще и старшим пионервожатым. Но мало того, на меня же возложили обязанность вести литературный кружок, хотя сам директор преподавал каракалпакский язык и литературу, и, казалось бы, ему заниматься кружком сподручнее.
Впрочем, я и не противился. Во-первых, вести литкружок — это совпадало с моими интересами. А во-вторых, чем сильнее меня загружали, тем более значимым и ценным работником я сам себе казался. Одно плохо — свободного времени практически не оставалось.
Притча, которую поведал мой дедушка. В давние времена жил один многодетный отец, и больше всех своих детей любил он младшего сына. Всюду-то брал его с собой, и доверял таскать самые тяжелые вещи, и только ему позволял прислуживать себе за столом, и даже собственную посуду мыть разрешал только ему. Такое доверие радовало парня, и он старался изо всех сил.
А братцы его меж тем оженились, хозяйством обзавелись. Кто в учебу пошел, кто по торговым делам, но все преуспели, и каждый стал славен и знаменит. А любимый сынок все при отце крутился. Но однажды опомнился и говорит отцу:
— А когда же мне начинать жить своим домом?
— Наконец-то, — обрадовался отец, — а я уж боялся, что ты так никогда за ум и не возьмешься.
Отвел отец сына на берег Аму, в то место, где впадает она в Аральское море, и сказал:
— Вот, живи здесь. Строй дом. Лови рыбу, — а сам пошел погостить к другим детям, да так больше и не вернулся.
Уж не мы ли потомки того старательного сына?
К чему я говорю тебе это, Тулек? А к тому, что, может, и твой директор ждет, когда же ты сам за ум возьмешься.
Легенда, рассказанная моей матерью. Давным-давно у одного шаха тоже был любимый сын. Остальным сыновьям стало завидно, и начали они клеветать на него и наконец
Однако для родителей сын — всегда сын, и захотел шах дать ему возможность спастись. А для этого позвал к себе судью, отсыпал судье монет и говорит:
— Предложи моему сыну две бумажки. На одной пусть будет написано: «Казнить», а на другой: «Помиловать». Не хочу, чтобы я стал виновником его смерти. Пусть сам вытянет бумажку и сам решит свою судьбу.
Судья обещал так и сделать. Но другие братья узнали о том и тоже подкупили судью. И дали ему денег больше, чем шах. Попросили они, чтобы и на одной бумажке и на другой было написано слово «Казнить».
Настал день суда. Судья протягивает шахскому сыну две бумажки и говорит:
— Выбирай. Сам решай свою участь. Что вытянешь, то и будет.
А парень догадался о том, что замыслили братья против него. Подошел он, взял бумажку да не разворачивая и сунул ее в рот. Разжевал ее и проглотил. А потом обращается к судье и говорит:
— Я вкусил то, что уготовила мне судьба. Теперь разверните другую бумажку и прочтите, что там.
Судья разворачивает другую бумажку. А его люди окружили, при них наврать он не может, а потому читает то, что там написано. А написано там: «Казнить». Значит, парень вынул и проглотил ту, на которой написано: «Помиловать».
Его и помиловали.
Помни, Сере: из любого положения всегда есть выход. Не зря люди говорят, что одно верное слово может отвести сразу тысячу сабель, нависших над твоей головой.
Случай, который рассказал мой отец. Тут недавно провожал я нашего председателя. Да что там «провожал», если честно, то пьян он был вдребезги. Еле дотащил его. А он всю дорогу бубнил:
— Я с чего напился, — говорит, — я с тоски напился. А тоска с того, что чую неладное, а откуда беду ждать — не знаю. Когда, — говорит, — председателем сделался, так я враз приструнил всех, кто был мною недоволен. Кого вовсе от дел убрал, кого припугнул, и все они замолкли. Теперь против меня никто и слова не скажет.
Когда о чем ни спрошу, все одно талдычат: «Слава богу, под твоим руководством дела идут отлично».
Какое там к шайтану «отлично». Я ведь вижу, сколько кругом неполадок. Я ведь чую — а нюх у меня ой-ей-ей какой, — чую, что ошибок у меня навалом. А какие именно — понять не могу. И никто ведь не подскажет, чтобы исправить успел. Так вот и влипну. И загремлю. Ох, влипну…
Говорил он это, а сам чуть не плакал.
Сынок, начальство, оно, конечно, несогласных не любит, но уважает, если умное. Потому уважает, что чует: без них оно и само пропадет. Так что ты уж будь поежистей, позанозистей.
Я, конечно, как и подобает, с вниманием выслушивал старших — и отца с матерью, и бабушку с дедушкой, и аксакалов с коше-бием, но, признаюсь, не очень то задумывался над всеми этими притчами, легендами и рассказами из жизни. Просто времени для размышления над ними не было.
Дел невпроворот. Встать с утра пораньше и спешить за пять километров в школу. Там — уроки, пионерские собрания и слеты, заседания педсовета и литературного кружка. Вечерами — проверка тетрадей и подготовка к завтрашним урокам. И так день за днем и без конца.