Карантин
Шрифт:
Не берусь судить, для кого разыгралась эта сцена. Я сделал вид, что ничего не заметил, пошёл спокойно своей дорогой, но решил держаться начеку. Не пришлись по душе эти всплески внимания к моей особе. Сначала суицидник лезет через парапет, чтобы полетать над обрывом, теперь вот это представление ребятки затеяли. Я прикинул, мог ли поступок Никона иметь преднамеренный характер? Не бросался ли он вниз в надежде быть подхваченным и спасённым?
Гуманизмом я не страдал ничуть, но вот разбирательство, неизбежное при гибели человека, могло нарушить очарование моего уединения на холме. Потому прыгуна я хватал
Навстречу шла красотка, из тех, что ищут заработка, продавая тело и кровь. Я окинул её взглядом, а когда разминулись, оглянулся, словно заинтересованный очертаниями её тыла. Та, другая девчонка так и стояла у двери в кафе, теребя сумку, а незадачливый юный вампир спешил следом за мной. Что они делали те мгновения, что провели рядом? Договаривались о совместных действиях или просто о кормёжке. Я вздохнул, с грустью признавая неизбежность перемен. В мой спокойный быт грозил ворваться внешний хаос.
Верне догнал в узком коридоре, куда я свернул нарочно, чтобы беседа прошла без лишних глаз.
— Подожди, пожалуйста, старший. Позволь принести извинения.
Он чуть запыхался, новообращённые не сразу привыкают к тому, что в этом нет нужды. Я развернулся, чтобы контролировать всё пространство коридора и позволил юноше стать напротив. Он опять выглядел скорее раздосадованным, чем виноватым. Я понимал, что причина всему оглушённость новым бытием, но немного удивлялся глубине этого провала. На нашей планете каждый с малолетства знает, что не застрахован от превращения, пусть шанс на то и ничтожен.
— Прощаю, — сказал я коротко.
Любопытствовал, что он предпримет дальше. Верне потоптался, пытаясь изобразить смущение, но наверняка мой скептический взгляд подсказал ему, что получается неважно и тогда он пошёл на прямой контакт. Не ожидал, честно сказать, и почти растерялся, когда этот навязчивый юноша быстро развернул и показал мне бумажный лоскут, на котором было написано: «Помоги мне!» Одновременно произнёс:
— Я недавно здесь, потому не знаю ваших правил и совершенно не желал нанести оскорбление…
Болтал чепуху, а глаза буквально кричали бедой. Вот теперь выплеснулся из них весь скопившийся страх, а ещё отчаяние, и растерянность.
Шпион, значит, с навешенной прослушкой. Пошёл по воду, а вернулся мокрым. Знал бы он, как мир устал от подобных вещей. А то люди не пытались вызнать изнутри, чем мы живём. Сколько я уже перевидал этих отважных и глупых борцов с нечистью. Правда никогда они не просили у меня поддержки, чаще лгали притворялись и пытались провести. Я и сейчас заподозрил бы обман, но видел, что напуган Верне всерьёз. С какой бы великой миссией не задвинули его в наши подземелья, поехало всё не так, и несчастный посланец наших врагов жить стремился так же отчаянно, как предыдущий навязавшийся на мою шею людской экземпляр — умереть.
Признаться, не хотел я связываться с этим чудаком и тянущимся за ним хвостом неприятностей, но сходу отвергать контакт, что мог принести пользу, тоже считал ошибочным. Что я терял? А ничего.
— Да всё в порядке, терпимо, — ответил я. — Только в дальнейшем глупостей не делай. Прощают лишь в первый раз, да и то без гарантии.
Верне отчаянно закивал, мне показалось, что у него вот-вот слёзы брызнут из глаз, он сообразил, что я, поняв его затруднения, поддержал игру. Наверняка загорелся надеждой. Ох уж эти юные пылающие сердца, помноженные на пустые от рождения головы.
— Старший, — продолжал он почтительно. — Если бы я мог попросить всего лишь несколько полезных советов. Меня уже чуть не побили, то есть побили немного, но я же не виноват. Всё случилось внезапно.
По-другому оно и не происходит, а то я не знаю. Забыл только за давностью лет этапы процесса. Это в сказках человека кусает вампир, честно предваряя о будущей судьбе, у нас всё происходит стихийно. Изменение подхватывается как простуда, хотя про грипп всё изучили, а наша инфекция так и осталась загадкой. Она просто есть и сама выбирает пристанище. Ни от кого ничего не зависит. Вообще.
— Хорошо! — сказал я снисходительно. — Присядем где-нибудь в приличном месте, побеседуем, время у меня есть.
Он заглянул прямо в глаза и кажется пролил свою одинокую слезу. Наверняка не скажу, я повернулся и пошёл дальше по коридору.
В этом городе я прожил большую часть затянувшейся жизни, так что и знал его досконально, и имел внутри множество убежищ, укрытий, мест, где можно отлежаться, а то и весело провести время. К человеку я вампира, конечно, не повёл, а посетил крохотную, хотя и уютную норку на отшибе. Место тут было не самое популярное, квартира оставляла желать лучшего, зато прямоходом сообщалась специально прорубленным тоннелем с одной из главных подземных рек. Не нравилось мне происходящее вокруг, потому лишний путь отхода из жилища я счёл разумной предусмотрительностью, а не паранойей.
Впустив гостя, я шагнул следом, запер дверь и после уже бесцеремонно толкнул его на ближайший стул. Указав на коммуникационную панель, я принялся хлопотать по хозяйству, что собственно говоря сводилось к проверке вентиляционного канала и извлечению из хранилища бутылки воды. Ещё я на всякий случай отдал крепление маленькой дверцы, что вела в поток, а уже потом стал за плечом Верне, вглядываясь в написанный им текст.
Юноша оказался проворен, успел накатать целый манифест, и я принялся проглядывать его, прихлёбывая из стакана и для конспирации нарушая тишину обычной наставительной чепухой, которую я не раз впаривал новичкам и знал так хорошо, что мог выдавать не задумываясь.
Вкратце если излагать, то Верне действительно был шпионом (по его словам), посланным для надзора за вампирами и выяснения их общей численности и привычек, ну всех тех вещей, на которые зарились люди. Не стоило, право же, перечислять. Живя с нами бок о бок смертные по-прежнему многих вещей не ведали, но старались разузнать.
После войны уровней, если можно так назвать тот безобразный конфликт, обе стороны заключили пакт о сосуществовании. Вампирам для проживания отдали подземелья столицы, с условием, что они никогда не вторгнутся в иные города и веси. Платой за строгое ограничение служила наша относительная независимость.