Карасёнки-Поросёнки
Шрифт:
Витькин Колька вынул из кармана кулак, похожий на арбуз, и помахал им перед бабушкиным носом. Бабушка дёрнулась назад, поэтому галантный гость моментально разжал кулак и ухватил её за ворот халата, чтоб, значит, она не упала, хотя бабушка и не собиралась.
– Хлипкая работа, – сказал друг детства, рассматривая оторванный воротник. – Вот мне Катька брезентуху сшила – трактором не отдерёшь!
Витькин Колька рванул рукав куртки, но вместо треска материи раздался какой-то посторонний грохот.
– Да… Тесновато
– Вот что, Коля, – наконец очнулся папа, – тебе когда на курсы?
– Так ясное дело, в понедельник. Я ж специально на день раньше приехал, чтоб у тебя пожить. Щас осколки соберём и будем Карасёнки вспоминать… Где у вас тут руки помыть, а то они у меня по уши в мазуте. Катька мыло об портянки смылила, а чего даром новое покупать, когда я всё равно к вам приехал?
– Логично! – сказал папа и повёл гостя в ванную.
Через секунду за стенкой раздался звон разбитого стекла.
– Тьфу ты, не при детях будет сказано! Не рассчитал малость… А воняет, хоть уши затыкай! Это чё, от тараканов?
– Коля, это был французский одеколон… Мне его на день рождения сотрудники подарили… Да ладно, не переживай! Если честно, мне самому этот запах не нравился.
Выйдя из ванной, Витькин Колька пошёл осматривать квартиру. Впереди шагал папа, а по бокам пристроились мама и бабушка, чтобы мешать гостю ломать предметы. От этого Витькин Колька съёжился и перед каждым шагом ощупывал глазами пол, словно сапёр на минном поле. Повеселел он только в Капиной комнате, где всё и так было как после взрыва.
– Вот это по-людски! Молодец, Капитолина! А то у твоих как в музее – плюнуть некуда. Книжки и те под стёклами стоят. А у меня они где хотят, там и валяются: даже, извиняюсь, в уборной. Зато читать можно, без отрыва от производства. Недавно курочка Ряба подвернулась, так до того проняло, что я мышеловку в курятнике поставил. А то, думаю, мыша яйца поколотит, а мне убыток.
Мама, папа и бабушка хором заулыбались, радуясь, что разговор вошёл в спокойную колею…
И тут зазвенел колокольчик.
Витькин Колька подпрыгнул на месте и, сбивая плечами плохо прикреплённые предметы, бросился в коридор. Хлопнула входная дверь, и с площадки стали доноситься очень нехорошие звуки.
– Пустите, что вы делаете? – удивлённо спрашивал придушенный голос.
– Куда сапоги дел, гад? – грозно раздавалось в ответ.
Папа, мама, бабушка и Капа бросились в прихожую и увидели, что на площадке борются два огромных человека. Витькин Колька сжимал горло противника, похожее на бетонный столб, а тот, красный от натуги, пытался ослабить стальную хватку. Капа сразу его узнала. Это был мамин начальник Барбарисович, прозванный так за любовь к леденцам «Барбарис». Похоже, и сейчас за его щекой была конфетка, потому что он всё время шевелил губами, как карась на берегу Карасёнковского ставка, и громко булькал.
– Борис Борисович! – заволновалась мама. – Что случилось?
– Душат… – прохрипел мамин начальник и начал оседать на пол.
– Коля! Отпусти сейчас же! – закричал папа. – Это же Борис Борисович – крупный учёный и друг нашей семьи!
– Сам вижу, что крупный, – озадаченно проговорил Витькин Колька, разжимая хватку. – Только кто ж знал, что он учёный. Как сперва посмотреть – так от бандита не отличишь… И размер ноги подходящий…
– Нечего было сапогами народ дразнить, – примирительно сказал папа. – Ты бы ещё чемодан на площадке оставил.
– Они мимо меня пробежали, – прохрипел Барбарисович, потирая шею. – Я ещё подумал: зачем люди сапоги в руках несут?… Собственно, я к Ирине Георгиевне шёл, поздравить с повышением. Она у нас с понедельника – заведующая лабораторией. Приказ уже подписан… А тут этот – и душить…
– Борис Борисович, он к нам из деревни приехал. Просто ещё не совсем освоился, – быстро заговорила мама.
– Это ничего, – через силу улыбнулся мамин начальник. – А то, когда освоится, всех соседей вам передушит.
– И запросто! – согласился Витькин Колька. – Вы только покажите кого.
Взрослые тревожно переглянулись, а Капа подумала, что Витькиному Кольке надо показать зловредную бабушку Бабарыкину. Не чтоб душить, а так – на всякий пожарный случай.
Когда Барбарисович ушёл, мама о чём-то пошепталась с папой и тот бодро сказал:
– Чем дома сидеть, лучше пошли на улицу: хоть город тебе покажу.
– Лады, – согласился папин друг. – Посмотрим, чем тут люди маются.
Он быстро размотал верёвку и вытащил из чемодана ещё одни сапоги. Они тоже были в глине. Витькин Колька деловито сколупнул глину ногтем, но, заметив суровый взгляд бабушки Тони, собрал кусочки с пола и сунул в карман.
– А можно, я с вами? – спросила Капа.
– Можно! – обрадовался папа, который, похоже, побаивался оставаться с другом детства один на один.
– Только вы там аккуратно, без эксцессов, – сказала мама.
По маминому тону Капа поняла, что эксцессы – это когда поджигают сараи, отрывают воротники и душат Барбарисовичей.