Караси и щуки
Шрифт:
Посадили.
– Ф-фу! Наконецъ-то можно отдохнуть.
– Чортъ знаетъ, какой тряпкой вы мн затыкали ротъ. Наврное, ротъ полонъ грязи, — проворчалъ Подлюкинъ. — Пойду въ уборную, выполоскаю ротъ.
— Только имйте въ виду, что мы будемъ сторожить y дверей.
— Сколько угодно!
Онъ криво усмхнулся и побрелъ въ уборную.
Мы стали на страж y дверей. Сначала былъ слышенъ только обычный грохотъ колесъ — потомъ рзкій звонъ разбитаго стекла.
– Выскочилъ! —
– Ничего подобнаго! Онъ просто выбросилъ изъ разбитаго окна какую-то бумажку, a пастухъ, сидвшій на насыпи, схватилъ ее и убжалъ.
– Сорвалось!
– Я говорилъ, что глазъ нельзя было спускать…
— Можетъ, бумажка не дойдетъ.
– Какъ-же, надйтесь. Нтъ, теперь ужъ не стоить и сторожить… Эй, господинъ Подлюкинъ… На ближайшей станціи можете и выходить. Ваша взяла.
– Ага… То-то и оно.
И въ порыв великодушія добавилъ сіяющій Подлюкинъ:
— Я васъ прощаю.
P. S. Я нахожу этотъ фельетонъ совершенно цензурнымъ. Если цензура его пропустить, то я надюсь, Мартынъ Потапычъ не подниметъ крика по этому поводу…
Если же цензура не пропуститъ фельетона, найдя въ немъ разглашеніе не подлежащихъ оглашенію тайнъ, я промолчу. Во всякомъ случа жаловаться къ Мартынъ Потапычу не побгу…
МЫШЕЛОВКИ
(О русскихъ курортахъ и тому подобной гадости)
Поздъ подходить къ курортной станціи…
Нсколько лнивыхъ туземцевъ, снабженныхъ грязными щупальцами для переноски тяжестей и называемыхъ поэтому носильщиками, врываются съ алчнымъ видомъ въ вагоны и приступаютъ къ раскопкамъ съ цлью извлеченія изъ-подъ чемодановъ и узловъ драгоцннаго человческаго матеріала.
Извлеченное изъ-подъ обломковъ и вытащенное на перронъ человческое тло сразу становится "курортнымъ больнымъ".
Существо это — жалкое, забитое, отъ всхъ униженное и оплеванное…
– Вамъ что — номеръ?
— Да, мн бы номерокъ… недорогой.
— На билліард y насъ одно мсто еще есть. Въ ванной можно устроить.
— Ну, нтъ… Спасибо. Извозчикъ, позжай въ другую гостиницу!
– Н-но, ты, каракатица! Ползи, что ли.
Ползутъ…
– Мн бы номерокъ. Недорогой.
— Пожалуйте: на билліард есть, потомъ, ежели ванную уважаете, или на галлерейк тоже можемъ.
– Извозчикъ, вези дальше. Что жъ ты, братецъ, уврялъ меня, что тутъ есть номера… Врать ты, я вижу, мастеръ.
– Никакъ нтъ, не вру я. Номера тутъ есть.
– Такъ вотъ — они же говорятъ, что нтъ.
– Не знаю, a только номера есть.
– Послушайте: вотъ извозчикъ говоритъ, что номера y васъ есть.
– Номера? Номера y насъ есть.
– Какъ же вы говорите, что нтъ.
— Мы не говоримъ, что нтъ. A только, можетъ быть, вы на билліард предпочитаете или въ ванной.
— За сумасшедшаго вы меня считаете, что ли?
– Не знаю, a только больной такъ уже привыкъ къ безнумеровью, что прямо, какъ прідетъ — сейчасъ же на билліардъ лзетъ. Даже и въ газетахъ пишутъ: курортъ переполненъ, больные спятъ на билліардахъ и въ ваннахъ…
– Значить, номера есть?
– Пожалуйте. Вотъ номерокъ въ четырнадцать рубликовъ.
— Да мн помсячно не надо.
– Это, виноватъ, поденно. Помсячно триста.
– Крестъ-то на васъ есть?
– На насъ-то? Давно поставили. Мы — курортъ, съ насъ что взять. Такъ какъ же номерокъ, желаете?
– Давай, чтобъ онъ провалился, вашъ курортъ!
— Никакъ нтъ, грунтъ y насъ крпкій. Васька, тащи чемоданы!
— Хозяинъ! Тутъ y васъ изъ окна дуетъ.
— A чего жъ вамъ. Свжій воздухъ идетъ, чего лучше.
– И замокъ въ дверяхъ не запирается.
– Испорченъ, потому и не запирается. Будь бы не испорченъ, такъ запирался бы.
— Однако, не могу же я жить въ незапертой комнат.
— A вы столикъ къ двери приставьте, да и все. Чемоданъ можно сверху положить для тяжести.
— Однако, когда я выхожу изъ дому…
— A зачмъ выходить? Сидите дома, слава Богу, никто не гонитъ. Хучь цлый день сидите, мы слова не скажемъ.
— A мн лчебныя ванны принимать нужно. Докторъ прописалъ.
– A вы въ прошломъ году записывались?
– На что?
– На очередь. Ежели не записывались, до сентября не получите.
– Не записывался.
– Эхъ, вы… Ну, да все равно. Въ этомъ сезонъ такъ поживете, отдохнете, a на будущій запишитесь. Это ужъ врное дло будетъ.
– Послушайте, что это за гадость передъ самымъ окномъ валяется?..
– Гд-съ? Это? Вы не позвольте безпокоиться, она не укуситъ, она смирная.
– Чортъ съ ней, что она смирная! Но она вдь дохлая.
– Собачка-то? Такъ точно, померли. Хорошій песикъ были.
– Но вдь она же смердитъ.
— Смердть она смердитъ, это правда. Да оно, правду сказать, и въ живой собак толку мало.
– Однако, нельзя же, чтобы во двор дохлая собака валялась?!.
— Какъ прикажете. Можно ее и на улицу выбросить. Какъ стемнетъ, такъ мы ее за ворота и тово…
– Чего это тамъ больной раскричался?
– Кушанье ему, вишь, не нравится. На свчномъ, говоритъ, сал жарите.