Караси и щуки
Шрифт:
— Дровами интересуетесь?
– Чрезвычайно. Много есть?
– Десять тысячъ вагоновъ.
– Великолпно! подходить!.. Почемъ?
– По столько-то.
— Франко Петроградъ? Цна подходящая. Это именно то, что мн нужно. Гд дрова?
– Въ Финляндіи.
– Чудесно. Сдлаемъ дло. Вагоны вы беретесь достать?
– Вагоны будутъ.
— Такъ пойдемте писать условю!
– Пойдемте.
– Кстати: a сколько вагоновъ вы мн дадите ежедневно?
– Мн желзная дорога общаетъ по десять вагоновъ.
– Сапожникъ вы. У васъ десять тысячъ вагоновъ, a вы мн будете присылать десять вагоновъ въ день! Это на три года, a мн на эту зиму нужно.
– Что жъ длать, если больше вагоновъ не достану.
– Ну, чортъ съ нимъ! Жаль. (Пауза) A шрапнельной сталью вы интересуетесь?
– Почемъ она y васъ?
Какіе нужно имть нервы, чтобы такъ быстро примириться съ крушеніемъ уже почти налаженнаго дла, результатъ котораго долженъ на всю жизнь обогатить человка?!..
Подошелъ
— У меня есть носки.
– Беру. Много?
– Сорокъ тысячъ.
– Почемъ?
— 11 рублей дюжина. Франко Выборгъ.
– Подходитъ. Образцы есть?
– Есть
– Покажите.
Къ моему изумленію, владлецъ сорока тысячъ паръ носковъ поставилъ ногу на свободный стулъ, засучилъ одну штанину и похлопалъ по собственному носку, довольно пострадавшему отъ времени:
– Вотъ.
И никто не удивился; вс наклонились и стали ощупывать носокъ.
Погоня за рублемъ убила y этихъ людей то, что было y меня съ избыткомъ: непосредственность воспріятія.
И я понялъ всю драму этого владльца сорока тысячъ паръ носковъ, получившаго образецъ для предложенія коллегамъ и вынужденнаго силой обстоятельствъ носить этотъ образецъ совсмъ не въ томъ мст, гд ему надлежало быть.
И подумалъ я: бдняга ты, бдняга! Ну хорошо, что это только носокъ, a не другая какая-нибудь часть туалета, показываніе которой заставило бы тебя раздться въ этомъ шумномъ многолюдномъ кафе — до рубашки. Хорошо, что теб пришлось показать образцы носковъ, a не кофе, хлба, сахару и масла…
Какъ бы, бдная твоя голова, показалъ ты ихъ?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
За тотъ часъ, что я провелъ въ этомъ удивительномъ кафе — совершилась тамъ только одна торговая сдлка: я уплатилъ наличными за пріобртенный мною товаръ (кофе, хлбъ, масло) 1 руб. 70 коп. франко кафе наличными.
ЧТО НАДО СДЛАТЬ.
Нами получено письмо отъ неизвстнаго читателя, подписавшагося скромно и мило:
– «Петроградецъ».
Въ тон письма и подписи чувствуется солидный человкъ, a отнюдь не вертопрахъ какой-нибудь, желающій ошеломить читателя мимолетной ракетой трескучей мысли; мысль автора проста и остроумна, несмотря на кажущуюся сложность ея осуществленія. Вопросъ, котораго касается авторъ, не только назрлъ, но и перезрлъ, и если его, выражаясь аллегорически, не срзать во время, онъ, какъ нкій плодъ, съ трескомъ упадетъ на головы заинтересованныхъ людей.
Однимъ словомъ, письмо, написанное нашимъ читателемъ, умно, тонко и исчерпывающе.
Мы гордимся нашими читателями.
Вотъ письмо:
«Милостивый государь, г. редакторъ!
Я уже много лтъ читаю вашъ остроумный журналъ и очень люблю его.» (поистин удивительно чутье и вкусъ этого скромнаго псевдонима, подъ которымъ, на основаніи вышенаписаннаго имъ, можно заподозрть крупную личность, обладающую сильно развитымъ художественнымъ вкусомъ. Примч. ред.) Во всякомъ вопрос, къ которому вы подходите, вы берете быка за рога. (И врно. Беремъ. Это нашъ принципъ. Но какова y автора наблюдательность! Примч. ред.) Надюсь, что на этомъ основаніи, вы и дадите на страницахъ вашего уважаемаго и талантливаго (но каковъ вкусъ y человка! Примч. ред.) журнала мсто моему письму…
Читали ли вы когда-нибудь, господа, Майнъ-Рида, именно т его романы, въ которыхъ онъ описываетъ пиратовъ Коромандельскаго берега, бразильскихъ разбойниковъ и дикарей, водящихся въ болотистыхъ мстахъ Амазонки.
Положа руку на сердце, кого они вамъ напоминаютъ?
Угадали. Ну вотъ то-то же. Я такъ и зналъ. Дйствительно, получается такое впечатлніе, что вс перечисленные отбросы земного шара перенесены въ Петроградъ, одты въ извозчичьи армяки, посажены на козлы и двинуты сомкнутымъ коннымъ строемъ на публику, предводительствуемые однимъ изъ членовъ городской думы, одтымъ въ красный мундиръ, мокассины на голыхъ ногахъ и шапку, сдланную изъ старой сигарной коробки. Въ ушахъ y этого члена думы сверкаютъ дв коробки изъ-подъ сардинокъ, a носъ проткнутъ дамской булавкой. Онъ скачетъ впереди, испуская воинственные крики и науськивая всю свою банду на оторопвшую безпомощную публику.
– Что такое петроградскій извозчикъ? Кто этого не знаетъ,
На грязномъ обшарпанномъ экипаж сидитъ безформенное оборванное существо, рычащее, кусающееся и плюющееся.
Право, больно подумать: вдь это нашъ же русскій человкъ, братъ нашъ по родин, который крестится на каждую церковь, который иметъ или имлъ папу и маму, поминаемую имъ отнюдь не въ прилив сыновней любви.
Это грязное, обшарпанное, ободранное, зловонное существо, сидящее скорчившись на козлахъ — ненавидитъ всякаго сдока острой длительной ненавистью, a сдокъ тоже ненавидитъ его и — боится.
Что бы сказалъ лондонецъ или парижанинъ, если бы кто-нибудь выпустилъ на лондонскія или парижскія улицы нсколько тысячъ грязныхъ пиратовъ съ грубыми голосами, озврвшихъ разбойниковъ, которые бы подстерегали въ глухихъ мстахъ доврчивыхъ прохожихъ, усаживали ихъ на особыя приспособленныя для грабежа телжки и, провезя ихъ для отклоненія подозрній нсколько кварталовъ — грабили бы и обирали этихъ доврчивыхъ прохожихъ.
Да вдь человка, который организовалъ бы эту страшную банду, лондонцы давно бы уже повсили во двор мрачнаго Ньюгэта или Тоуэра по приговору короннаго суда.
Мы, петроградцы, — почти вс нервные, раздражительные люди; 1/4 всей этой нервности вызывается петроградскими извозчиками.
Идете вы по улиц. Захотлось вамъ похать.
— Извозчикъ!
Онъ тускло и равнодушно глядитъ на спину своей лошади.
— Извозчикъ!! Свободенъ?
Такой же бы получился результата, если бы вы звали сфинкса y академіи:
– Сфинксъ! Свободенъ?
Молчитъ, каналья, подлецъ этакій, чтобъ его лихорадка взяла!
– Изво-о-озчикъ!
Еле замтное движеніе головы,
– Чего орешь? Занятъ. Не видишь, что ли.
Это — когда онъ занятъ. Вотъ — когда онъ свободенъ:
— Извозчикъ!
— Пожалуйте! Куда прикажете?
– На Троицкую. (Онъ стоить на Караванной).
— Рубликъ пожалуйте, безъ лишняго,
– Что-о? A по такс не хочешь ли?
— На кладбище тебя повезу по такс, вотъ куда.
Вы, возмущенный, идете дальше. За вашей спиной ставится точка этому краткому разговору:
— Жуликъ. Туда же.
Подумайте, вдь это нашъ же братъ, русскій человкъ, обычно такой добрый, отзывчивый къ чужому горю, ласковый и привтливый,
Кто его сдлалъ такимъ?
Наврное, городская дума устроила гд-то подъ землей тайную школу, и особые инструкторы въ тиши ночей тайно учатъ всему этому извозчиковъ. На свою же голову.
— Извозчикъ! Надеждинская, семь гривенъ.
– Положите полтора.
— A по такс не хочешь?
— Плевали мы на вашу таксу.
Мыслите логично: городская дума придумала свою таксу, извозчики плюютъ на нее; значить — они плюютъ на думу.
Дловому петроградцу приходится цлый день носиться по городу на извозчикахъ. Вопросъ: что отъ него остается вечеромъ посл десятка вышеприведенныхъ разговоровъ.
Вотъ къ устраненію и разряженію всей этой нервности бднаго петроградца и ведется вся сущность моего длового проекта.
Вотъ мой проектъ: за день извозчики доводятъ петроградца, благодаря городской дум, до состоянія близкаго къ истерик.
Избивать каждаго извозчика, дабы сорвать злость — некультурно. Да онъ и не при чемъ.
Разыскивать какого нибудь изъ членовъ думы — культурно, но хлопотливо.
Что же предлагаю я? Въ Англіи сейчасъ живетъ негръ, бывшій знаменитый боксеръ Джонсонъ. У него лицо отъ тренировки — какъ камень: хоть полномъ по немъ бей — глазомъ не моргнетъ.
Слдуетъ выписать этого негра Джонсона, избрать его въ члены городской думы и выставить на Невскомъ въ особой спеціально устроенной будк.
И вотъ, когда y кого-либо изъ петроградцевъ, дущихъ на извозчик, ужъ очень накипитъ на сердц — петроградецъ останавливаетъ на Невскомъ извозчика, соскакиваетъ съ экипажа и, подскочивъ къ негру и крякнувъ, со всего размаха ударяетъ это твердокаменное чудовище по лицу. Негру все равно (онъ тренированъ), a петроградцу сразу сдлается легче, ибо онъ высказалъ свое мнніе о петроградскомъ муниципалитет — въ самой категорической форм Вотъ мой проектъ!
Съ почтеніемъ къ вамъ
Петроградецъ.
P. S. Содержаніе негра Джонсона городъ долженъ взять на себя, a если откажется — обложить извозчиковъ.
Петрогр.
МИНИСТРЪ БЕЗЪ ПОРТФЕЛЯ
— Господа! сказалъ предсдатель Думы Родзянко, оглядывая нсколькихъ приглашенныхъ имъ въ свой кабинетъ депутатовъ. — Господа! Вы, слава Богу, уже не маленькіе, господа, и, вообще, пора вамъ уже подумать о своемъ будущемъ… Не все же на ше y Государственной Думы сидть. Надо быть самостоятельными.
— Мы… стараемся.
– Я знаю. Иначе я и не предложилъ бы того, что предлагаю сейчасъ.
Лицо его приняло торжественное выраженіе.
– Господа! Знаете ли вы, что предполагается учредить кабинетъ министровъ изъ общественныхъ дятелей, облеченныхъ довріемъ страны!
– Кабинетъ? Изъ общественныхъ дятелей? послышались радостные возгласы.
– Да… Гмъ!.. Только, видите ли… безъ портфелей. Понимаете? Да оно, въ сущности, къ чему эти портфели? Одна возня съ ними. Да еще, смотри, украдутъ — непріятности будутъ.
– Конечно, обойдемся и безъ нихъ, — отозвался одинъ добросердечный, склонный на всяческіе компромиссы октябристъ. — Будемъ бумаги въ рукахъ носить, вотъ и все.
– То-то и оно. Карманы пошире сшейте, — какъ вообще министрамъ полагается. Однимъ словомъ, обойдитесь безъ портфелей.
– Я бы все равно портфеля и не взялъ, — отозвался сантиментальный прогрессистъ. — Мн коровокъ жалко.
– Какихъ коровокъ?
– Да изъ которыхъ портфели длаютъ. Коровокъ-то убиваютъ ножичкомъ, шкуры съ нихъ снимаютъ и портфели шьютъ.
– Какое безобразіе! ахнулъ кто-то. — Зври, a не люди.
– Такъ вотъ, господа. Значитъ, и вступайте, съ Богомъ! Да! Я и забылъ васъ предупредить… Дло-то въ томъ, что хотя вы и будете министрами, но тутъ будутъ еще и другіе министры. Прежніе.