Каратель
Шрифт:
— Заткнись — я дернул наручники, тяжелое кольцо черного металла больно впилось в тощее запястье пленника, и он замолчал.
— Знаешь его?
— Это мой сын, отпустите его немедленно, он несовершеннолетний.
Царапины на лице саднили очень сильно, поэтому никаких добрых чувств к этому семейству я не испытывал.
— Обувь ему принеси и быстро.
— Вон его кроссовки — воспитательница ткнула пальцем в сторону плотно замотанного пакета, тонкий слой прозрачного пластика не скрывал замотанные в него кроссовки.
— Неси обувь.
— У нас нет лишней обуви.
— Мне без разницы,
— Подождите! Подождите, я сейчас обувь принесу.
Через пять минут женщина, сев на корточки, натягивала на ноги недовольно бубнящего что-то ребенка, какие-то чешки, а зам=тем мы всей компанией вывалились из полумрака общежития на улицу.
Перед общежитием стояло около сотни человек. Сначала они молчали, потом, когда мы, быстрым шагом, вышли со двора, толпа взревела и двинулась за нами. Мне кажется, они решили, что я проволок мимо них убийцу.
— Леха, не подпускай к нам никого! — крикнул я идущему за спиной Викторову, стараясь быстрее тянуть вяло перебирающего ногами парня в сторону отдела. Мне очень хотелось дотащить его туда без лишних повреждений. Сзади что-то кричали, парень резко ускорился, почти обогнав меня, старающегося не выронить скользкие пакеты с вещественными доказательствами. Через пару минут крики сзади затихли, я позволил себе обернуться. Старший сержант Викторов, крепко держащий за предплечье агрессивную воспитательницу общежития, и понятые что-то объясняли окружившим их людям, за нами больше никто не бежал.
У крыльца РОВД тоже стояла толпа, внимательно слушающая какого-то пожилого мужчину интеллигентного вида. Мы прошмыгнули, с резко присмиревшим задержанным, в здание, за спинами людей, до того, как на нас обратили внимание. Через сорок минут, лично убедившись, что задержанного записали в книгу доставленных, за моим именем и по подозрению в убийстве. Протокол и пакеты с изъятым были внесены в журнал информации, так как в книгу регистрации преступлений дежурный вносить это барахло отказался категорически. Закончив свои хлопоты, я вышел на крыльцо. Доставленного парня запихнули в камеру, а его маму, на которую я написал рапорт о нападении на меня, присовокупив к нему объяснения понятых, посадили в уголок дежурной части. Две толпы соединились возле здания милиции и сейчас слушали моих понятых. Викторова поблизости я не видел. Я завел мотоцикл и поехал в тюрьму, надо было обработать истерзанную физиономию и выпустить из вольера Демона.
Лицо мое было поцарапано от души. Шипя и морщась, я капал на подсохшие ранки, к счастью обнаруженную перекись водорода, глядя на себя в маленькое, треснувшее зеркало, с пятнами засохшего мыла и крема для бритья, висящее в умывальнике казармы. Надеюсь, что Алла Сергеевна хоть иногда моет руки и чисти свои когти, а то подхватить какой-нибудь гепатит очень не хочется.
Обработав лицо и почистив форму, я взял соскучившегося пса и поехал обратно в поселок. Бросив мотоцикл возле милиции, я взял Демона на поводок и пошел на окраину поселка — обсуждать свой внешний вид с кем либо, настроения у меня не было. Через полчаса ко мне подъехал «Урал» с остатками боевого экипажа.
— Здорово Паша, а ты что один гуляешь?
— Не хочу граждан своей рожей пугать, а в казарме скучно — я повернулся к коллегам, демонстрируя товар лицом.
— Ни хрена себе! Это кто так тебя?
— Мамашка задержанного по подозрению в сегодняшнем убийстве. Между прочим, интеллигентнейшая женщина, воспитатель подрастающего поколения.
— И где сейчас злодейка?
— Час назад была в отделе, сейчас не знаю. Вы же знаете, как прокурорские дела по нападениям на ментов возбуждают.
— Ну да, хрен дождешься. Слушай, мы, что к тебе заехали. Тебя Наташа спрашивала, мы сказали, что сегодня, после смены, зайдешь. Мы кстати там кой чего закупались, можешь поучаствовать.
— Пацаны, вы что, прикалываетесь? — я забывшись провел рукой по исцарапанной щеке и сморщился от боли: — Меня Наташа увидит и больше знать не захочет.
— Да, ладно. Все нормально у тебя с лицом — парни очень хотели разделить со мной расходы на стол, поэтому старались быть убедительными и настойчивыми.
— Ладно, зайду. — Человек слаб. Воспоминание о сладких Наташиных формах заставили меня отложить в стороны планы на тихий вечер в уютной казарме: — Собаку после службы в зону отвезу, потом приеду.
— Не-не-не, девчонки просили, что бы ты с псом приехал. Очень его хотят посмотреть. Обещали что-то вкусненькое кобелю твоему приготовить.
— То есть зовут не меня, а его? — я махнул в сторону деловито носящегося по степи Демона: — Мне, наверное, следует обидится.
— Зовут тебя, даже не сомневайся. Ладно, бывай — тяжелый мотоцикл бодро покатил, увозя моих собеседников от двусмысленного разговора. Я проводил мотоцикл с коляской глазами и свистнув псу, двинулся в сторону берега. Но до воды дойти мы не успели. Каким-то образом меня выследил и догнал, шустро управляясь своим спортивным «ИЖом» с помятой дугой, поцарапанный, почти также как я, Серега Пахомов.
— Паша, стой!
— Серега, тебе что в казарме не лежится?
— Да мне эти звонили — наш командир мотнул головой в сторону здания милиции: — сказали, что твой задержанный утверждает, что кроссовки с пятнами его. Говорит, что он в ту комнату, откуда ты его притащил, он босиком пришел. И мать его тоже самое говорит. Нож признал своим. Там его хорошие отпечатки эксперт изъял и тут же, на глаз, посмотрел. Говорит, что очень похожи. А вот обувь, откуда крои смывы сделали, говорит не его. Через час его отпустят.
— Серега, они что, совсем дебилы? Как только парня из отдела выпустят, его люди тут же прибьют, прямо на крыльце.
— А может быть кто-то этого и добивается. — Пахом смотрел на меня сквозь линзы очков грустными глазами.
— Ладно, до отдела подбросишь?
— Спрашиваешь.
Я перекинул ногу через седло железного «коня» и свистнул псу.
Глава 14