Караван дурмана
Шрифт:
– А это что за трубы? – восхитился Корольков, оглаживая цилиндрические корпуса, сложенные на полу «газика». – На тубусы для чертежей похожи. Когда-то с такими ходили студенты. От сессии до сессии… – Он хохотнул.
– К счастью для преподавателей, не с такими, – возразил Громов, нагружая его пустотелыми металлическими трубами, каждая из которых весила около двух с половиной килограммов. – Это реактивные противотанковые гранатометы одноразового применения, сокращенно РПГ-18. Сейчас они находятся в походном положении, поэтому такие короткие.
– Что значит одноразовые? Это ведь не шприцы.
– Обратно в походное положение гранатомет не переводится, не приспособлен он для этого. Если отпала надобность в выстреле, гранату просто отстреливают.
– В белый свет, как в копеечку? – хохотнул Корольков.
– Лучше в сторону противника, – сказал Громов.
– А если его нет, противника?
– Так не бывает, Игорь. Противник всегда имеется. Нужно только уметь его вовремя обнаруживать и распознавать.
– Где же сами гранаты? – полюбопытствовал Корольков, возвратившийся за новой партией груза.
– Внутри, – пояснил Громов. – Это цельная конструкция. Все вместе именуется «мухой».
– Представляю, как она кусается, – воскликнул Корольков, покряхтывая под тяжестью штабеля из металлических цилиндров цвета хаки.
– Нет, не представляешь. Эти штуковины заряжены противотанковыми кумулятивными гранатами РКГ-3. Они мгновенно прожигают броню, создавая температуру до трех тысяч градусов. При прямом попадании башню танка напрочь срывает, а она весит несколько тонн.
– Ух ты! Вот бы пальнуть из этой хреновины!
– Не такое уж это великое удовольствие, – усмехнулся Громов. – Особенно для тех, кто не заметит стрелку с надписью «направление стрельбы». Такие случаи сплошь и рядом происходят.
– И что потом?
– Суп с котом.
– Н-да, еще тот супчик, наверное.
– Хочешь, я дам тебе опробовать «муху»? – равнодушно предложил Громов. – В качестве мишени используем мешок с героином.
– Нет уж, нет уж. Мы, как говорится, перебьемся. Обойдемся без лишней, ха-ха, помпы…
Когда Корольков отнес в «Ниву» очередную партию оружия и вернулся за новой, его лицо уже не сияло прежним детским восторгом, а было сосредоточенным.
Покосившись на него, Громов промолчал. Мало ли, кто какие мысли в голове вынашивает. Людей судят по поступкам. К Королькову на данном этапе претензий не было. Парень беспрекословно выполнял команды, не привередничал, характер не показывал. Носил железяки в «Ниву» и молча сопел в две дырочки. Может быть, размышлял о том, сколько людей погибнет от приобретенного им оружия.
– Садись за руль «семерки», Лена, – велел Громов, когда погрузочно-разгрузочные работы закончились. – Пропустишь нас вперед, сама езжай следом.
– Мы далеко собрались? – спросил Корольков, забираясь на пассажирское сиденье «Нивы».
– Выедем за черту поселка и остановимся. – Громов повернул ключ зажигания.
– Устроим засаду на Рубинчиков?
– Правильно мыслишь. По-партизански.
– Пусть земля горит под ногами врагов, – дурашливо провозгласил Корольков и добавил, выбрасывая перед собой сжатый кулак: – Но пасаран!
Его смех резанул слух Громова даже чуточку сильнее, чем скрежет барахлящего карбюратора.
Ночь выдалась светлой, дорога серебрилась в лунном свете, звезды сияли, как прорехи на бархатном пологе, которым кому-то вздумалось накрыть землю. С удовольствием втянув ноздрями порцию свежего воздуха, Громов поскреб жесткую щетину на подбородке и сказал дочери:
– Я должен поспать хотя бы немного. Ровно в полночь, – он постучал указательным пальцем по циферблату часов, – разбудишь меня. Конечно, если братья Рубинчики появятся на сцене раньше, то буди меня до срока.
– Конечно, – слабо улыбнулась Ленка, бледное лицо которой призрачно белело в глубине салона «семерки». – Не на Игоря же мне надеяться.
– Почему бы и нет? – хмыкнул Корольков, сверкнув глазами поверх поднятого воротника пальто. – Я уже не тот, что вчера.
– Побудь с Леной, пожалуйста, – мягко попросил Громов. – Только не надо выяснять отношения. Чем пронзительнее голоса, тем дальше они разносятся по степи.
С этими словами он забрался на заднее сиденье «Нивы» и улегся там на бок с подогнутыми ногами. Через минуту Корольков, заглянувший внутрь машины, вытаращил глаза и, приблизившись на цыпочках к Ленке, растерянно пробормотал:
– Он и в самом деле спит. Проклятье, я не уснул бы сейчас даже под балдахином королевской опочивальни.
– И напрасно, – холодно сказала Ленка. – Некоторые люди гораздо симпатичнее, когда спят…
– Зубами к стенке? – быстро спросил Корольков. – Послушай, тебе не надоело демонстрировать неприязнь ко мне?
– Надоело. Жду не дождусь, пока мы расстанемся.
– А вот я…
Ленка сузила глаза:
– Терпеть не могу эту манеру недоговаривать. Если тебе есть что сказать, то говори, а не жеманничай.
– Я как-то привык к тебе, – признался Корольков, пожимая плечами. – Даже к твоему скверному характеру. И я хочу сказать тебе, что твоя беда…
– Тема закрыта, – глухо сказала Ленка, отодвигаясь в глубь салона и отворачиваясь. – Моя беда – это только моя беда. Тебя она не касается.
– Зря ты так. Я от чистого сердца.
– Чушь.
– Ты не веришь моим словам?
– Я не верю, что у такого человека, как ты, сердце может быть чистым. Если оно у тебя вообще есть.
Королькову пришлось нагнуться, чтобы увидеть собеседницу в проеме распахнутой дверцы. Это напоминало шутовской поклон, но его голос звучал по-настоящему проникновенно: