Караван дурмана
Шрифт:
Они откроют огонь издалека. Прицельный.
Где ты, Громов? Ау!
Громов не сводил глаз с пустынной улицы и ждал.
Не того дня, когда на всей планете восторжествует справедливость. Это невозможно в принципе. Даже в отдельно взятой стране. Даже в забытом богом поселке, населенном стариками да инвалидами, мечтающими хоть раз в жизни наесться до отвала.
Мир не переделать. Всегда будут в нем лживые политики, миллионеры в анилаковых бронежилетах под смокингами, бандиты, на растопыренных пальцах которых крутятся-вертятся
Все это как день и ночь, как свет и тень, которые не могут существовать друг без друга, сами по себе.
Окончательно это стало ясно тут, в Казахстане. Громов пока что ни разу не видел здешних детей, пусть самых захудалых, золотушных, с гноящимися раскосыми глазами и отвисшими ушами. Но он твердо знал, что у большинства из них не будет никакого счастливого детства, и неземной любви тоже не будет, и даже просто нормальной человеческой жизни – с выплаченными в срок зарплатами, с семейными поездками на курорты, с улыбками и поцелуями, с верой во что-то хорошее и просто в завтрашний день.
Значит, будут взрываться автобусы и небоскребы, будет литься кровь, будут лететь клочки по закоулочкам, потому что богатые должны платить хотя бы по некоторым счетам бедных. Казахстан – одна из тех мышек, слезки которых однажды отольются кошке. Из маленьких дикарей, лишенных детства, вырастут новые террористы, экстремисты, смертники, захватчики заложников, поджигатели, убийцы, бандиты.
Двое из них вот-вот появятся на улице. Уничтожить их – то же самое, что распылить пару атомов в общей конструкции мироздания. По большому счету это ничего не изменит. И все же Громов их убьет. Почему?
Они разрушили его собственный мир. Его личную иллюзию счастья.
Жасман вышел из двора первым, смерил долгим взглядом пыльную улицу, исчерченную длинными вечерними тенями, и сказал:
– Вплотную ко мне не подходи, но и не отставай. Держись слева.
– В скольких шагах? – деловито спросил Марат.
– Примерно в десяти. Готов?
– Готов, готов.
– Тогда вперед.
– Может, на «Ниве» подъедем? – предложил Марат, кивнув на машину, оставленную возле двора Верки Смердючки. В ее задний бампер упирался облупленный «газик» цвета хаки с брезентовым верхом. На данный момент других транспортных средств у бандитов не имелось.
Мрачно полюбовавшись своими неказистыми машинами, Жасман покачал головой:
– Обойдемся без лишней помпы. А что, если этот Громов сдуру прострелит колесо или радиатор?
– Да, пешком оно надежнее, – согласился Марат.
– Вот я и говорю.
Они двинулись вдоль остатков заборов, напоминавших обглоданные рыбьи скелеты. Мимо сохлых кустов боярышника, мимо перекошенных окон и калиток. Над одной из крыш скрипел жестяной флюгер – чуть ли не единственная примета лучших времен,
Тишина. Запустение. Звуки собственных шагов: шварк-шварк-шварк-шварк.
– Я бы здесь ни за какие бабки не согласился жить, – произнес Марат, приглушая голос почти до шепота.
– Из-за Мануки? – усмехнулся Жасман.
– Тс-с! Старые люди говорят, что нельзя его к ночи поминать: непременно услышит и явится.
– Может, он уже здесь?
– Типун тебе на язык, – буркнул Марат, стиснув автомат до побеления костяшек пальцев. Его голова поворачивалась то вправо, то влево.
– Не пялься по сторонам, гляди вперед, – процедил Жасман. – Знавал я многих хороших пацанов, которые по собственной неосторожности…
Он осекся. Марат издал невнятное бульканье.
Из крайнего двора, в котором должен был скрываться Садамчик, вышел черноволосый мужчина в грязных штанах и драном свитере, напоминающем издали кольчугу. Поверх свитера торчала рукоять заткнутого за пояс пистолета. В руках мужчина держал автомат, в котором бандиты без труда опознали «калашников» своего третьего, видимо, уже покойного товарища. До мужчины было шагов пятьдесят. Но даже с этого расстояния можно было заметить, что глаза у него неправдоподобно светлые, наверняка те самые, о которых возбужденно толковал своим командирам Садамчик, переживший нападение в столовой.
– Громов? – изумился Жасман.
Его голос прозвучал в вечерней тишине как крик вспугнутой птицы.
– Он самый, – подтвердил мужчина, не торопясь выходить на середину улицы, перечеркнутую его черной тенью. На фоне закатного неба он и сам походил на тень, только пропорционально сложенную и вертикально стоящую на широко расставленных ногах.
Жасман пожалел, что держит свой «АКМ» стволом вниз, как последний фраер. Марат был не в лучшем положении. Похоже, он уже наполовину умер от страха или, по крайней мере, онемел.
– Ну как, добрый вечер выдался или не очень? – весело спросил Громов, держа обоих бандитов на мушке.
На уходящей вдаль дороге за его спиной по-прежнему торчала далекая человеческая фигурка в кожанке и джинсах. Вот тебе и покер. С джокером в рукаве.
– Это ты называешь честным поединком? – хрипло возмутился Жасман.
– А кто говорил о честном поединке? – удивился Громов. – Я обещал прийти, и я пришел.
– Как… Как Манука, – пролепетал Марат и вдруг выбил зубами короткую звонкую дробь, заставившую Жасмана вздрогнуть.
– Держи себя в руках, – разозлился он, после чего повысил голос: – Мы не собирались тебя убивать, мужик. Предлагаю переговорить и разойтись миром.
– О чем переговорить? – еще сильнее удивился Громов.
– Но ты ведь для чего-то искал с нами встречи?
– Не для пустой болтовни, парень. Ты и сам это прекрасно понимаешь.
Конечно, Жасман понимал. Изобразив ухмылку, он прошептал, цедя слова сквозь зубы, чтобы не выдать себя движением губ:
– Когда кашляну, стреляем одновременно.