Караван специального назначения
Шрифт:
— Народ невежествен. Не все понимают, что это делается для пользы государства, — неуверенно начал офицер.
— Народа я не боюсь, — оборвал его Хабибулла-хан, — а вот тех, кто его мутит, следует остерегаться.
— Недовольные есть всегда…
— А все довольны быть и не могут, — задумчиво сказал эмир, — такой уж порядок аллах на земле завел. Недовольных нужно убеждать силой. Кстати, что выяснили насчет негодяя, которого арестовали в понедельник?
— Он распространял гнусные слухи, будто бы повышение налогов нужно для содержания гарема вашего величества и строительства нового дворца.
— Ну что ж, — рассеянно произнес эмир,
Офицер молча приложил руку ко лбу, поклонился и вышел из палатки.
Обед удался на славу, и Хабибулла-хан забыл обо всех своих печалях. В этот день, как обычно, эмир лег спать довольно рано. Караульные бдительно охраняли его сон. Была глубокая ночь, когда один из них спросил у своего товарища:
— Ты слышал шорох? Как бы не случилось беды… Может, заглянуть?
— А ты не ослышался? Ведь если разбудим эмира, нам не поздоровится…
Еще какое-то мгновение они прислушивались — шорох не повторялся. И вдруг внутри раздались выстрелы. В одно мгновение стражники распороли кинжалами застегнутый на ночь полог и ворвались внутрь.
Но было уже поздно. Хабибулла-хан лежал посреди ковра, раскинув руки. Его большие глаза были широко раскрыты. На лице эмира застыло выражение страха и изумления. Кровь темной извилистой струйкой стекала с виска. В задней стенке палатки зияла черная дыра. В возникшей суматохе о преследовании убийцы никто даже и не подумал.
Глава вторая
Поначалу Иван немного беспокоился, будут ли афганцы достаточно осмотрительны с грузом. Самолеты как-никак вещь тонкая. Однако его опасения быстро рассеялись. Носильщики действовали быстро и уверенно. Их сильные руки надежно подхватывали ящики и несли их на ровную площадку, где около больших кованых желтых сундуков-яхтанов, лениво развалясь, отдыхали верблюды и прогуливались три медлительных и спокойных индийских слона.
Один из носильщиков — рослый, крепко сбитый юноша лет восемнадцати, подойдя к Чучину, который был как раз с переводчиком, спросил у него с некоторым недоверием:
— Это правда, что вы можете летать?
— Кто тебе сказал? — усмехнулся Иван.
— Да вот солдаты говорят: «Он выше орла подняться может», Говорят, что знаменитый маг открыл вам тайну, как человеку превратиться в птицу.
Чучин внимательно посмотрел в темное, словно вылепленное из обожженной глины лицо юноши.
— И ты веришь?
— Не знаю. Я видел, как змей заклинают, как по горячим углям босиком ходят. В Кандагаре жил странный человек. Он умел творить всякие чудеса. Однажды разозлился на своего соседа и так посмотрел на него, что у того на лице появился рубец, как от плети. А вот чтобы люди, как птицы, летали, я никогда не видел, — совсем по-детски огорчился молодой носильщик. Глаза у него были серьезные и пытливые.
Чучину искренне захотелось помочь юноше разобраться, что к чему.
— А сам хочешь научиться летать? — положил он руку на мускулистое плечо носильщика.
Когда Аркадий перевел вопрос Чучина, юноша вздрогнул и Чучин увидел, как глаза его подернулись грустью:
— Конечно, только кто же меня научит? Это, наверное, страшная тайна. У меня и денег никогда не будет, чтобы за нее заплатить.
— Ну, — рассмеялся Иван, — какая же это тайна…
И
— Значит, и я смогу научиться летать? — радостно воскликнул носильщик.
— Сможешь, и тебе не придется превращаться в птицу, — заверил его Иван. — Здесь, в ящиках, аэропланы. Они и поднимают людей в воздух.
— В этом ящике аэроплан? — встрепенулся молодой афганец.
— Нет, — снова рассмеялся Чучин. — В этом только двигатель. А двигатель — сердце самолета. С ним надо обращаться очень бережно.
Юноша понимающе кивнул и побежал к берегу. Вымазав ладонь в пепле потухшего костра, он приложил ее к лицу, а затем к ящику.
Тут уже настала очередь Ивана удивиться.
— А это еще зачем?
Юноша обернулся и что-то прокричал.
— Он говорит: моя рука будет охранять самолетный двигатель моих друзей, — с улыбкой перевел Аркадий.
Дорога на Мазари-Шариф, по которой тронулся в путь караван, ничем не отличалась от туркестанских — такая же унылая, раскаленная лучами знойного солнца, разбитая в пыль копытами вьючных животных.
Когда река и прибрежные чинары остались позади, растаяли в полуденном мареве, журналист на своем коне догнал Ивана.
— Камал, — обратился к нему Чучин, — вы обещали рассказать мне о своей стране, о тех переменах, которые происходят сегодня.
Журналист на мгновение задумался.
— О силе дерева судят по его корням, о характере народа — по его истории. Вся наша история — это борьба за свободу и независимость, против чужеземных колонизаторов. Вы учились в Англии и должны знать, что британские правители всегда считали нашу страну своей так же, как Индию. В 1838 году наше народное плохо вооруженное ополчение разгромило вторгшиеся первоклассные по тем временам войска англичан. Захватчики потерпели поражение и во вторую англо-афганскую войну, которая шла почти два года в конце прошлого века. Однако из-за мягкотелости тогдашнего эмира, которому деньги были нужнее на собственные развлечения, чем на защиту родины, англичанам удалось установить контроль над внешней политикой Афганистана и диктовать нам свою волю. — Иван понимал почти все, что он говорил, — английским владел неплохо, да и речь Камала была размеренной, неторопливой и четкой.
Камал помолчал, устремив взгляд вдаль, туда, где за пыльными дюнами гордо высились увенчанные снежными шапками неприступные отроги Гиндукуша, а затем продолжал:
— Избавиться от британского господства стало мечтой каждого афганца.
— Каждого? — перебил Чучин. — Но вы сами говорили, что предыдущий эмир Хабибулла был недоволен нападками Махмуд-бека Тарзи на англичан. Значит, он был их сторонником?
— О нет, — энергично запротестовал Камал. — Все гораздо сложнее. Хабибулла-хан, например, знал много иностранных языков, в том числе и английский. Но говорить на нем считал ниже своего достоинства. Правда, находились люди, которые обвиняли эмира в том, что он пляшет под дудку англичан, но, мне кажется, он просто не чувствовал себя достаточно сильным, чтобы избавиться от их господства. К тому же для человека, привыкшего к лести и поклонению…