Караван специального назначения
Шрифт:
— Пилоты сейчас на летном поле, — продолжил начальник гарнизона. — Шульц свой самолет проверяет. Вчера обнаружились какие-то неполадки в двигателе. Кстати, с ним твой приятель из Ташкента.
— Какой еще приятель? — насторожился Иван.
— Ну, этот узбек-красноармеец. Ахтам. Толковый парень. Он нам всем понравился.
— Не знаю я никакого Ахтама, — наморщил брови Чучин. — А как он выглядит?
— Невысокий такой, здоровяк. Глаза большие, черные, лицо немного рябое.
Ивана словно подбросило пружиной.
— Это же басмач!
Начальник гарнизона оценил ситуацию
Они опоздали буквально на несколько мгновений. Аэроплан конструкции «вуазен» на их глазах оторвался от земли и начал набирать высоту.
— Где рябой? — гаркнул Чучин, на ходу выскакивая из автомобиля.
— Все время здесь был, — рассеянно ответил кто-то из механиков. — Только что отошел.
— Немедленно разыскать, — распорядился начальник гарнизона. — Прочесать окрестности!
Чучин взглянул в синевшее над ним небо. Шульц уверенно выполнял одну фигуру за другой. У Ивана затеплилась надежда — может быть, обойдется? Оглянулся. Рядом стоял Гоппе.
— Отлично машину чувствует, — сказал Иван.
— Еще бы, — хмыкнул ничего не подозревавший Гоппе, — пилот опытный, всю гражданскую прошел… — Тут он осекся и всем телом подался вперед, не отрывая глаз от аэроплана.
В небе происходило что-то непонятное. Самолет бросало из стороны в сторону. Как будто попав в воздушную яму, машина Щульца резко пошла вниз, но затем выровнялась и снова начала набирать высоту.
Чучин едва переводил дыхание, неотрывно следя за маневрами пилота. Гоппе вытирал пот со лба. Кажется, Шульцу все-таки удалось снова подчинить машину своей воле. Самолет сделал над летным полем круг, затем еще один и пошел на посадку. Но вдруг… Этого «вдруг» не могли предугадать ни Гоппе, ни Чучин. Аэроплан вошел в пике и рухнул прямо в воды Амударьи.
На душе у Ивана, было муторно. Погиб летчик, прекрасный летчик, каких поискать. Разбился самолет. Облава, организованная начальником гарнизона, ничего не дала. Рябой по-прежнему разгуливает на свободе и не боится выдавать себя за красноармейца. Нет, конечно, это не простой басмач. Но кто? Чье задание он выполняет? Что готовится еще, какая пакость?
«Ясно одно, — невесело думал Чучин, — охотился он не за мной или Щульцем. Его цель — самолеты, которые мы должны доставить в Кабул. Но если так, он не оставит нас в покое и в Афганистане. А там мы будем среди чужих. Рассчитывать придется только: на себя».
Начальник гарнизона знакомил Чучина с бойцами отряда.
— А это кто? — спросил Иван, показывая на стройную девушку в кавалерийских сапогах и гимнастерке, перепоясанной кожаным ремнем с черной кобурой.
— Ваш фельдшер, Фатьма, — ответил начальник гарнизона и с улыбкой взглянул на почему-то смутившегося летчика.
— Только женщин нам в отряде не хватало, — пожал плечами Чучин. — Путь предстоит непростой, не понимаете разве?
— Вот
— Сергей Кузнецов — опытный механик. Он был к Шульцу прикреплен.
— Давно в авиации? — спросил Иван.
— Больше трех лет, — ответил Кузнецов. — Я в 14-й армии на Южном фронте воевал…
Вечером, когда Иван остался наедине с начальником гарнизона, он спросил:
— Вы этого Сергея Кузнецова хорошо знаете?
— Да, отличный парень. А почему ты спрашиваешь?
— Я в 14-й армии очень многих механиков знал. Почти всех. Только никакого Сергея Кузнецова не припомню.
— Может быть, не обратил внимания? Он тогда еще только начинал. Помощником механика.
— Все может быть, — вздохнул Чучин, — но…
— Ну вот что, — остановил его начальник. — Никаких «но», Кузнецов человек проверенный. Можешь в нем не сомневаться. Если хочешь — я за него поручусь. Достаточно тебе этого?
На следующий день Чучин и Гоппе сидели за чаем в кабинете начальника гарнизона. Все подробности предстоящего путешествия были уже обговорены, и теперь каждый молча потягивал чай, обдумывая про себя детали.
Иван встал и подошел к окну. Голубое небо было безмятежно спокойным. Только широко раскинувшиеся ветки саксаула и багровые, кричаще-яркие цветы тамариска нарушали эту безмятежность. Еще год назад такой вид был непривычен Ивану, а теперь он сроднился с южной природой и не чувствовал себя чужим среди узбеков, таджиков, туркменов.
Мимо окон длинной вереницей тянулся караван верблюдов. Лениво озираясь по сторонам и позвякивая медью бубенчиков, животные покорной цепочкой следовали за важно вышагивавшим впереди вожаком.
Начальник гарнизона пояснил:
— Караван из Афганистана. Хлеб везут для голодающих Поволжья. Вот так-то, товарищи, — задумчиво продолжил он, закурив и вновь повернувшись к окну. — Когда-то по этому термезскому тракту вторгались в Среднюю Азию полчища Александра Македонского и Тамерлана. Проходили здесь и орды Чингисхана. Воины грабили, убивали, насиловали ради того, чтобы потешить честолюбие полководцев-завоевателей. Теперь везут через Термез хлеб, который спасет жизнь многим тысячам голодающих. А Советская Россия дает афганцам технику, чтобы помочь им лучше устроить свою жизнь. — Он положил руки на плечи летчика и сказал: — Вот и вы, товарищи, теперь становитесь полпредами нашего народа перед всеми этими людьми.
Начальник гарнизона замолчал, и в комнату через распахнутые окна ворвались гортанные выкрики загорелых погонщиков, сопровождавших караван. Афганцы были шумливы и веселы. Захотелось поговорить с ними, разузнать хоть что-то о стране, в которой придется провести полгода.
— Два года живу в Туркестане, — вдруг заговорил молчавший до сих пор Гоппе, — а восточного человека мне все так же трудно понять. Иногда не разберешь, кто перед тобой — друг или самая отъявленная контра. Как будто маски надели, кажется, ничего их не волнует.