Караван специального назначения
Шрифт:
Генерал Мухаммед Вали-хан круто повернулся и вышел из комнаты.
На следующий день афганская миссия отбыла на континент.
Часть третья
НА ПУТИ В КАБУЛ
Глава первая
Тринадцать дней провел отряд в Мазари-Шарифе. Столько времени понадобилось для того, чтобы привести в порядок грузы и хорошо подготовиться к длительному и трудному пути через Гиндукуш.
И вот наступил день,
«Странно, — подумал Иван, — неделю назад он не знал, с какой стороны подойти к лошади, а теперь вот так сразу превратился в заправского джигита. Нет, что-то тут не так…»
Иван хотел поделиться своими сомнениями с Гоппе, но вспомнил, сколько шуму было в связи с поимкой мнимого рябого, и решил никого не будоражить понапрасну. «Понаблюдаю за ним сам», — решил он.
Караван покинул город ранним утром. Дорога вела на восток. Рядом с ней тянулись узкие канавки с водой. Постепенно растительность начала исчезать. Стебли сожженной солнцем травы жесткой щетиной покрывали землю. А вскоре пошла совершенно бесплодная известковая пустыня.
Иван посмотрел на ехавшего рядом с ним Камала и попросил:
— Расскажи еще что-нибудь о вашей стране.
— Я расскажу тебе историю древних времен, — сказал Камал. — Когда-то в этих краях располагалось сильное и богатое государство — Бактрия. С запада пришел Искандер. Так у нас называют Александра Македонского, — пояснил журналист, — и завоевал страну. Войска Искандера шли по пустыне, а жара была такая, как сегодня. Несколько дней подряд им не попадалось ни капли воды. Наконец один из воинов по имени Зефирус нашел и принес в своем шлеме немного драгоценной влаги. Когда Искандер увидел воду, он спросил у Зефируса: «Если я выпью ее, утолю ли жажду всех моих людей или только свою?» — «Только свою, господин!» — ответил солдат. «Но если все мои люди погибнут, что я буду делать один?» И Искандер приказал вылить воду на глазах у всего войска. Мне кажется, — добавил Камал, — так же поступил бы и Аманулла-хан.
Иван улыбнулся.
— Вот видите, даже Македонский понимал, что он — пустое место без своих солдат, — сказал он. — Судьбы стран вершат не цари, а народ.
— Великие цари, как звезды на небе, — ответил Камал. — Они одинаково светят всем: и богатому, и бедному, и разбойнику, и праведнику. Такие люди, как Искандер, рождаются для того, чтобы повелевать. Кто-то ведь должен возглавить народ.
Спорить Иван не стал. Он вспомнил свои разговоры с одним из инструкторов Комендантского аэродрома, искренне верившим в царя, заботящегося о своем народе. Словами его нельзя было убедить. Только время рассеивает подобные иллюзии.
— Чему ты улыбаешься, Камал? — спросил Чучин.
— Так, вспомнил. Ты ведь знаешь, что в Кабуле уже была одна летная школа.
— Кто же там преподавал? — поинтересовался Иван.
— Некий Александр Городецкий, белоэмигрант из Термеза.
— Городецкий? — удивился Чучин. — Знакомая фамилия.
— Встречались?
— Ну… в моей судьбе он сыграл определенную роль, скажем так. Но он же не летчик.
— Не летчик, и самолет, ему был не нужен, — улыбнувшись еще шире, ответил журналист.
— То есть как не нужен? — не понял Иван. — Как же он учил летать?
— А вот так, — рассмеялся Камал. — Распустил по Кабулу слух, что прожил несколько лет в Тибете, и там буддистские монахи научили его летать без всяких аппаратов.
— И много он набрал учеников?
— Да десятка два уж наверняка. Пообещал им, что Кабул с неба увидят. Не знаю, — после небольшой паузы продолжал Камал, — на что он рассчитывал. Людям долго морочить голову трудно.
— Значит, все-таки догадались, что он жулик?
— Нет, Городецкий объявил, что обучение длительное, рассчитано на пять-шесть лет. А недавно куда-то исчез. Должно быть, испугался вашего появления в Кабуле, — слегка подхлестывая узорной камчой коня, рассказывал Камал.
Караван между тем приближался к месту своей первой стоянки — рабату Наибабад.
Рабаты, в которых караван останавливался через каждые двадцать-тридцать километров, были так похожи друг на друга, словно их лепили по одному и тому же образцу одни и те же мастера. Когда-то в средние века это были неприступные крепости, но позже, потеряв военное значение, они постепенно пришли в запустение.
Это были окруженные рвами мрачного вида четырехугольные строения с угловыми, часто полуразрушенными башнями и массивными глинобитными стенами в три-четыре метра высотой. Внизу одной из башен темнели деревянные, окованные железом двустворчатые ворота. По традиции ворота всегда выходили на восток. Внутри рабата вдоль двух противоположных стенок — двери, ведущие в комнаты для жилья — тесные и грязные, с единственным круглым зарешеченным отверстием в потолке для выхода дыма. У третьей стены были оборудованы помещения для животных.
На просторном, надежно защищенном высокими стенами дворе было тихо. Рядом с громадными весами валялись какие-то котлы, куски кожи, кошмы, железо.
Постояльцы рабата с любопытством рассматривали прибывший караван. Большой конвой из солдат королевской гвардии внушал им почтение и страх, и они не решались подойти.
— Ну что, Сергей, не устал? — осведомился Чучин у Кузнецова. — Как-никак больше двадцати километров отмахали.
— Все в порядке, — невозмутимо ответил механик. — Конь отличный. Ты ведь сам помог мне его выбрать. Прекрасный конь.