Каравеллы выходят в океан
Шрифт:
Сам же Колумб с остальными тремя кораблями пошел к островам Зеленого Мыса, по его словам, названными так ошибочно: это были сухие, бесплодные острова, на которых лишь кое-где виднелась зеленая трава. Немногочисленные обитатели этих островов не имели даже пресной воды: вода в колодцах была соленая. Жители охотились на коз и шкуры вывозили в Португалию. Случалось, что островитяне долгие месяцы питались только козлятиной, рыбой, черепашьими яйцами и мясом. В то время мясо черепах и омовения их кровью считались хорошим средством против проказы. Поэтому на одном из островов Зеленого Мыса португальцы поселили людей, больных этой ужасной болезнью.
4 июля Колумб, закупив козлятины и соли, приказал поднять
Почему Колумб избрал путь, который должен был увести его далеко на юг? Перед отъездом он спрашивал совета у каталонского ученого и гранильщика драгоценных камней Ферреры, где следует искать драгоценные камни и золото. И тот прислал ему такой ответ: «И в Каире, и в Дамаске я всегда расспрашивал людей, из какого пояса и из какой части света они привозят драгоценные камни, золото, пряности и лекарственные растения. Оказывается, все эти ценности поступают из экваториальных стран, населенных людьми с черной или темно-коричневой кожей. На мой взгляд, вам не удастся найти все это до тех пор, пока вы не встретите подобных людей».
Этот совет побудил адмирала пересечь океан южнее, нежели в первые два раза. К тому же он втайне надеялся достичь таким образом экваториальной части Индии.
13 июля, когда каравеллы находились уже на 5° с. ш., ветер внезапно стих, паруса обвисли, и жара стала столь нестерпимой, что адмирал опасался, как бы не сгорели корабли и не погибли люди. На обшивке судов начали расходиться швы, смола растопилась и стала стекать по мачтам, оснастке и бортам, испортился провиант.
«…Так быстро наступила неимоверная, ни с чем несообразная жара, – писал впоследствии государям Колумб, – что не было на корабле человека, который бы решился спуститься в подпалубное пространство и привести в порядок бочки, где хранились вино и вода. А бочки лопались и разрывали стягивающие их обручи. Зерно накалилось, как огонь. Мясо и ветчина тухли и гнили. Жара удерживалась восемь дней».
Но, к счастью, солнце палило лишь один день, в последующие семь дней небо было затянуто тучами, и шел сильный дождь. На этот счет адмирал заметил, что господь бог спас моряков от верной гибели, послав им попутный ветер, который помог выйти из этого ада.
31 июля, когда на судах оставалось лишь по одной бочке пресной воды, моряки увидели на горизонте три горных вершины. Этот остров, расположенный у самых берегов Южной Америки, Колумб назвал Тринидад [38] . Он был покрыт пальмовыми лесами, среди которых лежали возделанные поля и тихие селения: очевидно, их жители куда-то попрятались. Сладко благоухали тропические цветы и плоды, и маленькие птички-колибри, летавшие стайками подобно рою пчел, своею яркой расцветкой могли соперничать с попугаями.
38
Троица.
Индейские хижины на Антильских островах.
На берегу испанцы обнаружили всевозможные плоды, в том числе и подобные винограду, яблокам и апельсинам. На ветвях деревьев резвилось множество обезьян.
На следующий день каравеллы пошли вдоль южного берега острова, и вдруг моряки увидели на западе землю. То был берег материка Южной Америки возле устья реки Ориноко, но Колумб принял его за остров. Тринидад от этого берега отделял пролив. «Там были явные признаки течений… – писал Колумб, – и оттуда доносился шум, подобный рокоту морской воды, разбивающейся о скалы. Я стал на якорь у Песчаного мыса (мыс Икакос у южной оконечности Тринидада) вне этого пролива и увидел, что вода течет в нем с востока на запад с такой же скоростью, как и в Гвадалквивире во время половодья, и так днем и ночью».
На следующее утро к кораблям подошла большая пирога с двадцатью четырьмя туземцами, вооруженными луками, стрелами и деревянными щитами. Стрелы были разукрашены яркими перьями, а наконечники сделаны из острых костей. По словам адмирала, индейцы были молоды и хорошо сложены, кожей не черны, белее всех, кого он видел в Индии, стройны и телом красивы. Волосы у них были длинные и мягкие, острижены по кастильскому обычаю. Головы островитяне повязывали пестрыми хлопчатобумажными платками. Некоторые были опоясаны такими же платками.
Колумб, желая привлечь их поближе к кораблю, велел показать им медные тазы и другие блестящие предметы, чтобы возбудить у них любопытство, но большая пирога по-прежнему держалась в отдалении.
«Люди на каноэ заговорили с нами, когда находились еще на далеком расстоянии от кораблей, – писал Колумб. – Никто – ни я, ни мои спутники – не мог поднять их… Чтобы побудить их подойти к кораблям, я распорядился вынести на кормовую башенку тамбурин и приказал молодым матросам плясать… Но, как только люди на лодке услышали музыку и увидели танцующих, все они оставили весла, взяли в руки луки и… принялись осыпать нас стрелами. Музыка и танцы прекратились, и я приказал разрядить по ним арбалеты. Они отплыли…». Индейцы приняли пляску матросов и музыку за военный танец и объявление войны.
Через некоторое время та же пирога, осторожно обойдя флагманский корабль, подошла к другой каравелле. Штурман бесстрашно спустился вниз к индейцам и роздал им разные безделушки. Благодарные туземцы стали знаками показывать, что принесут им все, чем они богаты, если белые сойдут на берег.
Испанцы, ослабевшие от нестерпимой жары, которую они перенесли в безветренной полосе, надеялись на хороший отдых – по утрам и вечерам здесь было прохладно. Однако Колумб никак не мог найти подходящую бухту. Сильное течение в проливе таило в себе опасность. Испанцы вскоре в этом убедились.
«От южной стороны Песчаного Мыса острова Тринидад, – писал адмирал, – шло чрезвычайно сильное течение, и рокот его был так силен, что все пришли в ужас, не надеясь избежать гибели. Навстречу этому течению шло противное течение, вызванное сопротивлением моря, и воды в месте столкновения двух потоков вздымались наподобие очень высокого холма. Один корабль был вскинут на его вершину, – зрелище еще доселе невиданное, другой же корабль был сорван с якоря и отброшен в сторону».
Так Колумб впервые столкнулся с мощным течением, которое, возникая у берегов Африки, пересекает океан и врывается сквозь проливы между Антильскими островами в Карибское море, а затем, описав большую дугу в Мексиканском заливе, дает на севере начало Гольфстриму. Вода вокруг бурлила и клокотала, но адмирал сумел все-таки провести корабли через этот опасный пролив, названный им «Змеиной Пастью», и поплыл вдоль острова Тринидад на север. Мореплаватели обратили внимание на то, что в широком заливе течение стало гораздо спокойнее, а вода в нем оказалась пресной.
Вскоре флотилия подошла ко второму, еще более опасному проливу, названному Колумбом «Драконовой Пастью». Этим проливом остров Тринидад отделялся от материкового полуострова Пария. Вода здесь бурлила точно так же, как и в Змеиной Пасти, и моряки установили, что она тоже пресная.
Маленькая флотилия продолжала идти по широкому пресноводному заливу вдоль южного полуострова Пария, который был удивительно красив: в густых лесах журчали ручьи, с шумом низвергались водопады. В тихих илистых бухтах, широко расставив длинные раскидистые корни, росли мангровые деревья.