Кардиффская команда

Давенпорт Гай

– Я себе в тетрадку потом это запишу.

– Ты захватил ее с собой?

– Везде со мною ездит, и Сэм в ней тоже пишет. Сэм слышит то, что я пропускаю мимо ушей. А есть вещи, значения которых не видишь, пока много дней не пройдет.

Я могу ведь настоящим тупицей быть. А ты все с себя снимать разве не собираешься?

– Ну если только ты думаешь, что местные не выломают забор, не упадут и не поранятся. У меня сейчас то, что я зову своей долгой памятью, какие-то прустовские возвраты к опыту, который Спиноза называл третьим видом познания.

Когда я Марку объяснила, он был очарован.

– Спиноза, отозвался Уолт. Кто-то древний.

–

Философ, голландский, из еврейской семьи, семнадцатый век. Марк о нем может рассказать больше, чем тебе захочется. Спиноза много писал о том, как мы познаем и чувствуем мир и самих себя. Терпеть не мог неряшливого мышления и неряшливых чувств. Но оставлял место воображению и интуиции как способам познания. У нас накапливается опыт давно прошедшего опыта, воспоминания, которые возврашаются сами собой. Когда ты нес мне подушку, бренди и кофе, я вдруг вспомнила, как нянчила тебя, и чувственный восторг от того, как прилежно, ох как жадно ты сосал грудь, наблюдая за мной краем глаза. Именно тогда я вся обкончалась от глупости и начала жить заново десятилетней девочкой со своей куклой. Изумительно сексуальным было это чувство: одновременно мне и десять лет, и я - уже мать с настоящим, теплым, улыбающимся, сосущим грудь младенцем. Я околесицу несу? Это же поэтично, спонтанно, ясно об этом говорить никак нельзя. Вся любовь, влившаяся в твое зачатие, растаяла в отвратительной боли рождения, и всё это стало одним сложным удовольствием, экзистенциальное подтверждение которого - ты. Цельность опыта - тайна, пока такое мгновение не наступает. Конечно, может быть и так, что это твое счастье от титьки на меня переливалось. Я, помню, думала всё: я должна сохранить это мгновение, оно мне позже пригодится.

– Я был твоей куклой, сказал Уолт. Я смотрел на тебя краем глаза, вот так?

– Да, только ты был намного мудрее. Младенцы всегда такие. Они всё знают.

– А потом я всё забыл. А есть еще такие минуты Спинозы? Может, и у меня такая будет.

– Ну конечно же. Когда ты впервые одел Би в свою одежду и придумал Сэма - я тогда вспомнила, как сама завидовала мальчишкам, их одежде. Такие интуитивные грезы наяву как-то связаны с источниками искусства, поскольку мои исполнены духовидческой интенсивности Редона(65), Палмера(66) или Бёрчфилда(67). Марк говорит, что они у меня мистические. Не думаю. Мистика - каша сантиментов. Мои интуитивные мгновения - награда за то, что с самого начала обратила внимание.

– Сэма Би придумала. А может и я. Мы вместе Сэма придумали.

– Похоже, твоя мышка счастлива, поскольку она значительно больше тех мышей, что я видела. Больше на молодой огурчик похожа.

– Рядом с Марком - пастернак. А у Сайрила - черешок спаржи.

– Дэйзи любит вспоминать, когда вы с Би впервые увидели друг друга голышом, на пляже в Дании, смуглые как овсяные печенюшки, с вопрошающими глазами, но коварно бесстрастные, разрываясь между вежливым безразличием и неистовым любопытством.

– Этот сад - волшебный, знаешь? Я живу под вон тем кустом уже тыщу лет.

– Гортензия.

– Да, и прилетаю сюда из Парижа по ночам, примерно за пять секунд. Тот мох на крыше, где горчичный с зеленым мешаются, - мне нравится парить прямо над ним. Я проваливаюсь сквозь крышу и спальни в кухню, там холодно и темно, если не считать лунного света на очаге и столе. Но самое лучшее лететь обратно, над рельсами, и в постельке уже тепло и уютно. Ночной воздух - сырой и промозглый.

30

Уолт, вырезав кубик дыни, кормил им Би, одновременно жуя кубик дыни, который ему скормила она.

– Видел бы это Сайрил, сказал Марк. Наша прогулка в Сен-Жермен для него, бедняжки, стала просто сном.

– Странненький он пацан, должен вам сказать.

– Дайте разберусь хоть немного, сказала Пенни. Вы переодели его в одежду Уолта, которую тот держит у Марка.

– Всё, кроме трусов - у него они вот до сюда доходят, практически кальсоны.

– И вы поехали поездом, презрев шофера, и отправились в музей.

– Где, продолжил Марк, Уолт с Сэмом большую часть времени не отрывали рук от задниц друг друга, выпендриваясь перед Сайрилом и возбуждая огромный интерес одного молодого немца, который несколько недель не мылся.

– И пообедали в английском саду, и погуляли по лесу.

– Где, встрял Уолт, раньше тусовался Жан-Жак Руссо, дав повод Марку прочесть нам о себе лекцию, и нам пришлось отвлекать Сайрила, когда Сэму надо было пописать.

– И чудесно провели время, Марк с тремя своими юными друзьями, и вернулись домой как раз вовремя, чтобы снова переодеть Сайрила в его совершенно неподобающий костюм и доставить его в руки шофера-хранителя. И вот мы здесь. Я завершил кое-что выдающееся по "L'Equipe Cardiff", мы с Дэйзи попили чаю, пока не возник большой Кристофер, который выглядел больше по-норвежски, чем обычно.

Он играл в футбол с какими голландцами и датчанами и вонял, как лошадь. Поэтому я предложил Би постель и завтрак тут. Я правильно сделал?

– Абсолютно, поддакнула Би.

– А я? спросил Марк.

– У-ух! воскликнул Уолт. Обожаю такие дни. Сначала большая разведка, а потом все кровати на всю ночь заняты. Сайрил сейчас, наверное, - в ночной сорочке, и шофер меряет ему температуру - убедиться, нет ли у него жара от того, что много миль прошел по лесу и гулял в музее, где полно сквозняков, с большим симпатичным Марком и двумя чёткими гадкими мальчишками.

– Да уж, произнесла Пенни, отставляя свой коньяк. Его мать просто ушла, что совершенно понятно, если вы встречались с Дюкассом, который, кажется, родился и вырос прямо в конторе банка. Но как бы отчаянно несчастна я сама ни была, Уолта я бросить не смогу. Там должен существовать какой-то особый вид домохозяйки, или же новая мама, видимо, ждет за кулисами.

– Сайрилу нужна всего лишь, сказал Марк, мачеха. Я убедил его держаться за руку, когда мы переходили улицу, и он положил руку мне на плечо, когда Сэм с Уолтом прилюдно соблазняли друг друга, чтобы подразнить каких-то довольно смурных и несчастных американцев. Но по ходу дня он расслабился. Уолт, конечно, вскарабкался на меня и часть пути проехал у меня на закорках, а потом и Сэм, а Сайрил - нет.

Уолт нюхнул бренди у Пенни. Би - у Марка.

– Грядут проказы, сказала Пенни. Я вижу их признаки.

– Оставайся на месте, сказала Би. Мы сейчас вернемся.

Переговоры шепотом.

– Не обязательно сходить со сцены, сказал Уолт. У нас уже все готово. Мадам э месье, пантомима Уолта и Сэма.

Сэм вытянулась во фрунт. Уолт, будто видя ее в первый раз, задирая одну ногу за другой и опуская их через стороны, поворачиваясь корпусом по мере продвижения, обогнул Сэма и остановился, приняв позу, как и она - по стойке смирно. Взглянул на нее искоса, отдернув глаза и вытаращившись прямо перед собой, когда она застала его взгляд на себе. Сама же, точно так же кося украдкой, через некоторое время попыталась незаметно оглядеть его.