Кардиффская команда
Шрифт:
Тишина.
Пятясь вниз по лестнице, Марк слышал подбавь слюны для гладкости и Сайрила никто не против.
– Эй! Конечно, мы скоро спустимся.
– Я на улице, загораю. Кофе капает. Берите себе и тащите наружу, если ноги держат.
44
В конце кирпичной стены, с большим грушевым деревом за спиной Марк в шезлонге, на ярком летнем солнышке допил свой кофе, не успели Сайрил с Уолтом спуститься к нему.
– Ты готов нас спросить, сказал Уолт, в своем ли мы уме. Да, причем Сайрил -
– Я принесу, отозвался Сайрил.
Обмен улыбками, Марк приподнял очки, чтобы стало видно глаза.
– Время отступает, когда развлекаешься.
– Уолт, ну что это ты делаешь?
– Твое белье нюхаю.
– Мы же друзья.
Сайрил, возвращаясь с кофе для Марка, замер на полшаге, раскрыв рот, одна нога повисла в воздухе.
– Что это Уолт делает?
– Вдыхает аромат моих плавок, предположительно - ощутимый.
– Господи-иисусе. Но кого это удивляет? Меня всего обнюхали. Я чувствую себя кем-то другим.
– Возможно, ты и есть кто-то другой, ответил Марк. Уолт так воздействует на людей. Немного погодя сходим в деревню пообедать, но не сейчас.
– Но это же не умно - людей обнюхивать, да?
– Да, но естественно.
– Прекрасно.
– А теперь ты что делаешь?
– Снимаю с тебя это белье, чтобы ты стал таким же греком, как и мы, и весь покрылся загаром, и чтобы Сайрил мог на тебя таращиться. Подними зад. Господи.
– Какое милое местечко, произнес Сайрил. Этот сад.
– Осмесис, сказал Марк. Умное слово для нюханья. Местные, проходя мимо, уже поняли, что, заглянув в дырку в заборе, можно увидеть дико интересные штуки.
Несколько выходных назад голубоглазый малыш с двумя сотнями веснушек застал Уолта за измерением письки линейкой - причем Уолт спорил со мной, какая длина будет истинной - по верху, по бокам или вдоль киля.
Сайрил расхохотался, но не очень внимательно, поскольку пытался незаметно разглядеть наготу Марка, уже наполовину восставшую.
– В газете, сказал Уолт, говорится о каких-то шведских подростках в летнем библейском лагере на северных нагорьях - они обмазали друг друга повидлом и всё слизали. Один из них был кронпринцем, ему пятнадцать. Его мама, королева, сказала, что их возбудила красота пейзажа. Так в газете. Ты поздоровался за руку с моим краником, когда я тебе очки подавал.
– Дружбы ради.
– Это точно. Сайрил боится щекотки в странных местах. А где, ты полагаешь, они повидлом друг друга мазали, везде?
45
В деревенском ресторанчике им подали холодную курицу под майонезом, горы жареной картошки, салат из шпината с сухариками и шоколадный кекс со взбитыми сливками.
Они сидели под деревом за длинным столом на козлах. Рядом за тем же столом - тучный местный гражданин с двумя подбородками и волосинами, зачесанными вбок через всю лысину, средних лет женщина в цветастом платье, улыбавшаяся им, догадавшись, что они - парижане, и крупная собака, принимавшая объедки и косточки от всех и глотавшая их, с готовностью щелкая пастью, не придерживаясь ни малейших приличий и даже не делая попыток их жевать.
– Пример для подражания, ответил Марк на вопрос Уолта, достаточно ли цивилизованно они себя ведут. Целовать собаку в нос, возможно, и не есть признак хорошего вкуса, но в общем и целом я вами горжусь. Только солидный гражданин заметил, как вы тискаете друг другу промежности.
– Но это не мы, сказал Сайрил. Правда, Уолт?
– Я просто предположил, что могли бы, сказал Марк. Чем же вы тогда занимались, что заслужили неодобрение одного его глаза и восхищение другого?
– Ну, наверное, когда ты разговаривал с собакой, а Уолт передал кусочек кекса из своего рта в мой.
– Мы немножко терлись коленками.
– Сайрил скоро станет настоящим негодяем. Пока - нет, не совсем, но развивается успешно.
– А ты был негодяем, Марк? спросил Сайрил.
– Нет, но Уолт с Сэмом считают, что я должен за это ответить. У меня уже немножко лучше получается, что скажешь, Уолт?
Уолт ухмыльнулся.
– Вот видишь? сказал Марк. Маленькому негоднику все мало. Я взялся за эту работу - быть его старшим братом - с готовностью и радостью, сильно рискуя рассудком, и что получаю взамен, кроме дурацкой ухмылки? Ну что покажем Сайрилу еще поросят, коров и поля с подсолнухами или пойдем обратно?
– И то, и другое, ответил Уолт. Спорить готов, Сайрил никогда не ходил вброд по ручьям. Если мы зайдем в ручей чуть дальше, то можем пройти по нему вверх и добраться до поля сразу за нашим садом.
– Чего ты сочиняешь?
– Мы с Сэмом так делали. Встретили в ручье двух коров и погладили их. Там везде не больше, чем по колено, и в нем плавают серебряные сардинки, и жуки, которые задом по воде ходят.
– Продано, сказал Марк. Свяжем шнурки, правильно, и башмаки на шею повесим.
Свет рябью заплескался по их ногам, когда они вступили в ручей, подвернув джинсы Марка до колен. Стрекозы сновали взад-вперед, бабочки пили солнечный свет своими крылышками, мошкара сбивалась в туманности.
– Самый мокрый из всех запахов, сказал Уолт, деревенский ручей.
Ящерица на камне, пропала.
– Он изменяет звук наших голосов, сказал Сайрил, но не так, как дорога и сад.
– А как, спросил Уолт, пытаясь обхватить бабочку сложенными чашечкой ладонями, мне теперь штаны снять с мокрыми ногами?