Кардиффская команда
Шрифт:
– Я уже не спрашиваю, отозвался Марк, зачем тебе вообще снимать штаны.
– Голым ходить.
– Смотри, ответил Сайрил. Сначала одну ногу, руки вовнутрь, вот так, и одна мокрая нога выходит, точно. Потом другая.
– Сайрил гений. Вот, скатайте рубашки и штаны вместе.
Марк забрел в пруд у излучины, нагнулся и заглянул под нависавшие ветви куманики и боярышника.
– Сайрил, сказал он, а ты знаешь, что на тебе все утро нет очков - с того момента, как вы с Уолтом, задыхаясь
Сайрил замер в изумлении.
– Точно!
– Тебе хорошо видно? спросил Уолт. Я специально ничего не говорил проверить, когда ты заметишь.
– Моне(86) влюбился бы в эти тополя, произнес Марк, расстегивая молнию на джинсах помочиться на откос берега.
– Моча дружбы, сказал Уолт. Давай, Сайрил.
– Только не в ручей, вселенную и дом миног.
– Если б у нас письки были как у Марка, сказал Уолт, потолок спальни превратился бы в одну колоссальную жижу. Если б ты надел свои тренировочные штаны со дна мешка с грязным бельем, то был бы совсем как мы.
– Нам предстоит пересечь открытое поле, чтобы добраться до дома, а местные не обратят внимания на коров и птицу, обсуждающих нас. Они наверное сейчас перезваниваются, докладывая друг другу о нашем продвижении вдоль ручья - двое в чем мама родила, один сам с собой забавляется.
– Оба, откликнулся Сайрил. Ну как нас могут увидеть, да и в любом случае я смущаться никогда больше не буду. Брызгаться ногами на людей тоже.
Марк обернулся к Уолту, улыбчиво нахмурившись, подхватил его и посадил себе на плечи лицом назад.
– Озирай окрестности.
– Пять коров, несколько семейств длиннохвостых скворцов, церковный шпиль, кобыла-блондинка и мне животик целуют.
– Местных не видать?
– Нет, если не прячутся за изгибом ручья, а там только кустарники видно. Пускай Сайрил тоже посмотрит. Ты его еще не пробовал, а без очков он, наверное, видит всё насквозь.
Уолт по-обезьяньи сполз, спрыгнул, подняв тучу брызг. Сайрил прошлепал назад, поставил ногу на руки Марка, взобрался и оседлал его плечи.
– Развернись в другую сторону, сказал Марк, и угнездись, как Уолт. Эрос - самый изобретательный из богов, коэффициент интеллекта у него намного превосходит Эйнштейна.
Сайрил подчинился, говоря, что за количество коров он бы не поручился, лошадь бы назвал просто белой, а скворцов не видит вообще. Он изогнулся и обнял Марка за шею.
– Развернись, чтобы верхом сидеть, сказал Марк, и я довезу тебя до самого дома.
Если мы выберемся из ручья здесь и пройдем по диагонали вверх по склону, разве не дойдем?
Уолт, подскакивая, кинулся на разведку.
– Выуди ключи, Уолт, у меня из кармана, пробеги через дом и открой нам садовую калитку - и надень штаны.
– Мна, ответил Уолт, улепетывая.
46
Пенни, в мешковатом кардигане и джинсах, накрывая ужин, заказанный в колбасной, сказала, что никогда не видела маленького мальчика, которому хотелось расплакаться и который все же был дико счастлив.
– Он садился в поезд, будто молодой русский интеллигент в Сибирь уезжает.
– Чтобы всё рассказать, мне понадобится помощь Уолта, сказал Марк, откупоривая вино. Сайрил либо застрелит отца, домоправительницу и шофера и совершит преступление века, либо бросится под машину на Площади Звезды. Сходим в деревню после ужина и позвоним проверить, как он добрался.
– Вы пообедали в деревне, на открытом воздухе, побродили по ручью, насколько я понимаю, и Сайрил видел кролика и поросенка, которые захватили его воображение, и вообще славно провел день. Я уже давно и пытаться бросила расшифровать язык чокто Уолта и Сэма.
– По ходу дня Сайрил превозмог свою робость по-крупному и начал походить на копию, но не совсем, Уолта. Робость, вместе с тем, обладает своим шармом и должна иметь некую эволюционную пользу.
– Разумеется, имеет.
– Видела бы ты сад часа два назад. Они спустились из спальни и набросились на меня. Я невинно читал тут в шезлонге. Ты насмерть права насчет любопытства.
САНТАЯНА(87)
Приятно думать, что плодородие духа неистощимо, если только материя дает ему шанс, и что даже наихудший и наиуспешнейший фанатизм не может обратить духовный мир в пустыню.
48
Сентябрь, луговина, простирающаяся по склону от сада вниз до самого ручья.
Трава, до сих пор зеленая, усыпана архипелагами цветов позднего лета. День теплый.
– Рембо, да, сказал Марк Сайрилу. Летняя заря будит листву. Не все читают Рембо за завтраком.
– Вон там, продекламировал Сайрил, справа от тебя, летняя заря будит листву.
Дымка, шорох в этом углу парка, а склон слева держит тысячу следов колесных в грязи дороги, в фиолетовой тени. А почему тысячу? Просто большое число, наверное, к тому же дороги, как и луга - один из пунктиков Рембо.
– Он и фургоны считает - двадцать, и лошадей.
– Цирковые фургоны, набитые детишками и зверями с карусели, из дерева, ярко раскрашенные, позолоченые.
– И кивают черные плюмажи лошадей.
– Пастораль с цыганами, цирковыми фургонами, путешествующими от одной сельской ярмарки к другой. Череда детей в карнавальных костюмах.
– Живая картина. К тому же, как он говорит, фургоны напоминают народную сказку.
Уолт это может объяснить, а Би объяснит совершенно иначе, просто смеху ради.