Кареглазая моя

Клейпас Лиза

— Привет, Стивен, — поздоровалась я. — Чехол на журнальном столике.

— Спасибо. — Он с опаской вошел, будто ожидал наступить на бомбу-другую.

Взобравшись по лесенке на диван, Коко внимательно смотрела, как Стивен берет чехол. Он задержался погладить ей голову и почесать шею. Едва он перестал, как Коко поскребла его руку лапой и подставила голову, требуя продолжения.

— Как дела? — спросила я.

— Все хорошо, — ответил Стивен.

— Налить тебе кофе?

— Я… не знаю. — Это, оказывается, очень непростой вопрос.

— Ладно.

Стивен

продолжал гладить Коко, украдкой поглядывая на Софию.

— У тебя тапочки с кроликами, — заметил он, будто подтверждая свое давнишнее подозрение.

— И? — мрачно спросила сестра, явно ожидая язвительного замечания.

— Мне нравится.

София посмотрела на него с замешательством.

Они были настолько увлечены друг другом, что не заметили, как я, крадучись, ушла с кухни.

— Я собираюсь на фермерский рынок. Там должны быть хорошие персики. Составишь компанию?

— Почему бы и нет? — ответила София голосом на октаву выше обычного.

— Отлично.

— Мне только надо переодеться из пижамы в обычную одежду и… — София на мгновение замолчала. — Ведь я правильно ставлю ударение?

Не в силах сопротивляться искушению, я посмотрела на них с лестницы. Я прекрасно видела лицо Стивена. Он улыбался, его глаза сияли.

— Нет, ударение надо ставить на второй слог. — После секундного колебания Стивен нежно погладил ее по щеке.

— Пижама, — повторила сестра точно так же, как и раньше.

Отбросив всю сдержанность, Стивен обнял ее и что-то прошептал.

Повисло длительное молчание. Раздался тихий всхлип.

— Я тоже, — пробормотала София.

Стивен поцеловал ее, и София ответила на объятие, зарывшись руками ему в волосы. Преисполненные взаимной нежности, они неловко целовали друг друга в щеки, подбородки, губы.

Поспешно поднимаясь по лестнице, я думала, что не так давно представить страстно обнимающихся Стивена и Софии было из области фантастики.

Однако все менялось очень быстро. Долгая надежная дорога, которую я запланировала для себя с Софией, оказалась богата на неожиданные повороты и объезды. Невольно задумаешься, а не забросит ли нас в совсем другие точки вместо изначально запланированных?

Новости о состоянии Хейвен я периодически получала от Эллы, Либерти и, разумеется, Джо. Хотя Хейвен быстро идет на поправку, пока к ней пускают только близких родственников — до возвращения домой. Малышку назвали Розали, она набирает вес и отлично себя чувствует. Ее часто приносят к маме и укладывают на грудь для контакта кожа к коже. Так называемый «метод кенгуру».

Я просматривала фотографии, которые Джо снял и сбросил на планшет. Увидев потрясающий снимок Харди, нежно держащего Розали на руках и с улыбкой склонившего голову так, что дочка касалась его носа миниатюрной ладошкой, я остановилась.

— Кажется, у нее голубые глаза, — заметила я, увеличивая размер картинки.

— Вчера заходила мать Харди и заявила, что глаза у него при рождении были точь-в-точь такие же.

— Когда Хейвен и Розали выпишут из больницы?

— Вероятно,

через неделю. Харди будет на седьмом небе, когда наконец сможет забрать своих девочек домой. — Джо помолчал. — Надеюсь, сестра не захочет еще детей. Харди уверяет, что больше такого не выдержит, даже если Хейвен и готова будет рискнуть.

— А при новой беременности есть риск преэклампсии?

Джо кивнул.

— Может, Хейвен хватит одного ребенка, или Харди передумает. Никогда не предугадаешь поступки людей. — Дойдя до последней фотографии, я вернула Джо планшет.

Мы были в его доме в Олд-сикс-уорд, в очаровательном бунгало. Рядом с основным домом, на заднем дворе, стоял домик поменьше. Стены внутри обоих зданий Джо выкрасил в нежный сливочно-белый цвет, а отделку — в насыщенный ореховый. Прекрасно отреставрированная мебель дополняла скромное, очень мужское убранство. Однако больше времени Джо показывал мне второе строение, где он работал и хранил фотооборудование. К моему удивлению, там даже была темная комната, от которой, по его словам, он никогда не избавится, хотя пользуется ею редко.

— Я периодически снимаю на пленку. Есть что-то волшебное в проявке фотографий в темноте.

— Волшебное? — лукаво переспросила я.

— Я тебе как-нибудь покажу. Нет ничего лучше, чем видеть, как на подносе проявляется фотография. Плюс главным становится мастерство. Нельзя понять заранее, не слишком ли светлый или темный кадр, и не подправить детали с помощью осветителя и затемнителя, поэтому приходится руководствоваться чутьем и опытом.

— Значит, ты предпочитаешь фотошопу работу по старинке?

— Нет. У фотошопа слишком много преимуществ. Но мне все же нравится работать с пленкой. Ждать проявления кадра в темной комнате, не спеша рассматривать снимок с нового ракурса… не так удобно, как цифровые фотографии, но романтичнее.

Мне нравилась его страсть в работе. Нравилось, что он считает небольшое помещение без окон с подносами с едкими химикатами романтичным.

Просматривая папки с фотографиями на компьютере, я нашла снимки, сделанные в Афганистане. Красивые, совершенные, захватывающие. Пейзажи, словно не с нашей планеты. Пара сидящих стариков перед бирюзовой стеной. Силуэт солдата на фоне красного неба на горной тропе. Собака, снятая на одном уровне с фотографом, а на первом плане ноги в армейских ботинках.

— Сколько ты там был? — спросила я.

— Только месяц.

— А как вообще туда попал?

— Однокурсник снимал в Афганистане документальный фильм. Он и его съемочная группа устроились с войсками на базе огневой поддержки в Кандагаре. Но их фотограф был вынужден уехать раньше. Так что они спросили, не мог бы я помочь им закончить. Меня и остальную группу отправили на двухдневные курсы — в основном нас учили, как не облажаться в боевой обстановке. Собаки там, на передовой, просто невероятные. Когда стреляли, ни одна из них и ухом не вела. Однажды в дозоре я увидел, как лабрадор унюхал самодельное взрывное устройство, которое пропустили металлодетекторы.