Карельская сага. Роман о настоящей жизни
Шрифт:
– Хорошо, половина, но это ничего не меняет. Ничего.
В сарае у дяди Саши для Кирилла и Юры был отгорожен отдельный угол. Юра был раздражен. Переодеваясь, он стучал металлической бляшкой ремня по деревянной скамейке и скрипел зубами. До позднего вечера на ремонтировавшемся прогулочном теплоходе они сначала дочиста намывали, а потом красили загаженный и отвратительно вонявший корабельный гальюн. Очевидно, пассажиры, выйдя в озеро, ощущали какую-то особенную нужду, а может, свою роль играло наличие на судне ресторанчика, но даже дядя Саша, проходя мимо, каждый раз прикрывал нос рукой. Запах краски, которой красили стены, немного перебил вонь.
– Лучше крась, проплешин не оставляй, – произнес из-за спины Игорек, и от неожиданности Юра капнул
– Отвали ты, пошел на…
– Ладно, ладно, я просто помочь хотел, изнутри-то не видно, где покрашено, отойти нужно, чтобы разглядеть, а это стратегически важная часть корабля, главный командный пункт! – заржал Игорек и поспешил скрыться.
После работы Юра долго тер руки уайт-спиритом, но краска никак не хотела смываться. Между сараем и ангаром, где хранились запчасти, рядом с туалетной кабинкой был и душ: большая бочка со шлангом и насосом, поставленная на высоченную стойку. Особенность душа состояла в том, что круглый год вода в нем была холодная. Летом это спасало от жары, когда из-за набегавшего пота было невозможно нормально работать. Но летом у душа находилась альтернатива – взять и искупаться в озере, откуда в бочку, собственно, и поступала вода. Но в холодное время года – весной или осенью, на зиму дядя Саша снимал насос и закрывал бочку листом фанеры – пользование душем считалось отчаянным поступком. Такой пришлось совершить Юре, чтобы отмыться от краски и избавиться от запаха, который преследовал после ремонта гальюна.
– С Янкой через час встречаемся на Ленина, не хочу быть похожим на вонючую свинью, – сказал Юра, забирая с собой кусок мыла. – Еще подумает, от меня так несет.
Яна, в отличие от Тани, в последний момент решила никуда не поступать и устроиться на курсы бухгалтеров, тем более место работы для нее нашлось почти сразу – мать Яны работала главным бухгалтером в совместном предприятии. По вечерам после работы они продолжали встречаться с Юрой и подолгу гулять или сидеть в кафе, работавших до поздней ночи. Юра выглядел старше своих лет, и его никогда не выгоняли и не спрашивали паспорт, когда к мороженому для Яны он заказывал бокал шампанского. Правда, Кирилл начинал замечать, что Юра стал более бережливым в плане денег, и теперь он понимал, почему.
– Как оно? Вода теплая?
– Теплая? Нашел, о чем спросить. Ты решил?
– Ты про…
– Именно, – Юра растирал себя полотенцем, стараясь согреться. – Только язык за зубами держи. Мало кому можно доверять.
– А когда ты собираешься? И много ли…
– Много, за два месяца. Собираюсь завтра днем. Сбежим с занятий и сходим туда до работы. Надеюсь, большой очереди не будет. Ну, опоздаем если, дядя Саша ведь ругать нас не будет, мы же всё отработаем, – сказал Юра и подмигнул. – Дядя Саша, а за небольшое опоздание вы ведь нас не накажете завтра? А, дядь Саша?
– Высеку розгами и ремнем добавлю! – прикрикнул дядя Саша, не поднимая голову от бумаг и калькулятора. – Если ненадолго, то ничего страшного. Но учтите, пока всё не намоете как следует, никуда не отпущу. Мне спешить некуда, хоть всю ночь тут вкалывайте.
Кирилл с Юрой переглянулись.
Трудно найти человека, который устоял бы перед соблазном иметь много или очень много денег. Причем это огромное на словах количество для каждого выражается разным числом вожделенных денежных знаков. Одним хватит, чтобы не голодать и не ходить в лохмотьях. Другим подавай нечто более значительное. И, наконец, находятся те, для кого и самая великая роскошь оказывается в тягость, и от возможности обладать всем, что душе угодно, становится некомфортно и тошно. Кирилл, впрочем, как и Юра, был равнодушен к большим деньгам. Его устраивало лишь их наличие и обладание немногим необходимым для жизни – действительно необходимым, а не навязанным фантазией и неуемными желаниями. Но мысли о том, что мечта о поездке на море вдруг сможет стать осуществимой, не давали ему покоя.
Пару раз ночью Кирилл просыпался и принимался за подсчеты. Он никак не мог решить, сколько денег нести. Проснувшись под утро, он встал, подошел к столу и достал из ящика растрепанную книгу, между страницами которой хранил сбережения. Вздохнув, он вынул и сложил все деньги – вышла толстая пачка, почти всё заработанное за несколько месяцев. Проделав это, Кирилл испытал небольшое облечение, которое тут же сменилось тревогой: ему не было еще восемнадцати, а значит, не было паспорта, необходимого для всех операций с деньгами. Именно поэтому мама не могла ему ничего ценного выслать по почте: приходилось или садиться на электричку и ехать на выходной в деревню, либо ждать приезда Алексеича.
В тазу в ванной были замочены вещи. Кирилл принялся за стирку, стараясь себя занять, чтобы в голову не лезли разные неприятные мысли. Он перебирал все варианты, и ни один его не устраивал. Могло произойти, что у них с Юрой просто не возьмут деньги, и тогда с его планами на отпуск на море и желанием Юры накопить на машину и прикупить мебель в комнату можно было попрощаться. «Или кинут нас на деньги, заберут, а ничего не вернут», – эта мысль для Кирилла была наиболее испепеляющей, и, чтобы отбросить ее, он принялся с особой яростью и рвением полоскать свитер, носки и джинсы.
В училище Юра с Кириллом вели себя как настоящие заговорщики: не разговаривали, а только жестами показывали друг другу, что все планы в силе. Огромная пачка денег лежала у Кирилла в кармане рубашки, неестественно и довольно нелепо его раздувая. Для симметрии Кирилл положил в карман на противоположной стороне скомканный носовой платок и ключи от квартиры. Вышло еще более нелепо, но Кирилла это не смущало.
Едва прозвенел звонок, Кирилл с Юрой сорвались с мест и тихонько умчались по коридору вниз, а оттуда бегом по улице мимо кинотеатра к автобусной обстановке: половина дела была сделана.
– Слушай, а как с паспортом быть? Мы же еще…
– Там паспорт не спрашивали, я вчера сам видел, – буркнул Юра, вцепившись в свой рюкзак, на дне которого в свертке лежали деньги. – Они вообще ничего не спрашивают, курс продажи написан, курс покупки на следующую неделю. Всем плевать, главное, чтобы у тебя были деньги. Так вроде и говорят, что на предъявителя чеки.
В правдивости слов Юры Кирилл смог убедиться на месте: отстояв очередь и просунув дрожащей рукой пачку купюр, он получил взамен билеты, похожие больше на деньги, чем на акции. Никто, как и говорил Юра, ни о чем не спросил. В очереди вообще не переговаривались, каждый старался скрыть, что при нем большая сумма, и делал вид, будто стоит просто так, за компанию. Стояли худые, плохо одетые, с трясущимися от усталости руками и подергивающимися глазами, несли последние деньги, сбережения, наследства. И каждый стеснялся признаться даже самому себе, что клюнул на рекламу, которая обещала миллионы из воздуха, демонстрируя, как на глазах богатеют далеко не самые продвинутые и трудолюбивые слои общества.
– Куплю жене сапоги, – кривляясь, передразнил Юра голос из рекламы, когда пересчитывал билеты и клал их на дно рюкзака.
Оставалось лишь ждать. Ждать хуже, чем действовать или догонять. В ожидании есть какая-то доля беспомощности. Ожидание не ускорить, не отменить. Его можно лишь оттенить, разбавить, спрятать на задний план. Ожидание может душить, не давать покоя, заставлять нервничать, грызть ногти, перебирать четки. Ожидание длится ровно столько, сколько должно длиться. И даже если иногда выходит заполучить желаемое раньше срока, то это лишь иногда, а случайность, как известно, штука капризная и непредсказуемая. В разговоре с мамой Кирилл даже словом не обмолвился о новой затее. Впрочем, она никогда его не спрашивала о деньгах, эта тема была несущественной, гораздо важнее были учеба, уборка в квартире. Лена знала, что ее сын сам зарабатывает на то, чтобы заплатить за квартиру, и давно не спрашивает денег, даже ей несколько раз передавал с Алексеичем и оставлял, когда приезжал сам. Словно не было ни денег, ни «МММ». Быть может, действительно не было ничего в этом такого, чтобы заострять внимание.