Карельская сага. Роман о настоящей жизни
Шрифт:
С кормы раздавались стоны Юры: он с усердием тер облупившуюся краску тряпкой, а затем пододвигал к себе банку с кисточкой и принимался высокохудожественно замазывать проплешины. Он делал это настолько искусно, что Павел Петрович, старый слесарь, в подручные к которому приставили Юру, ухмылялся и предлагал на спор отыскать отремонтированные таким образом участки. От растворителя и краски у Юры слезились глаза и болела голова, но он всё равно продолжал работать: такие деньги на дороге не валялись и заработать их другим честным образом не представлялось возможным. Покончив с замазыванием проплешин, Юра присоединился к Кириллу внизу. Под перегородкой, которую вскрывали для ремонта, а потом заварили обратно, долго протухала стоялая вода. Ее загоняли
– Воды принеси свежей, давай больше порошка, – предложил Кирилл.
– Нет, не поможет, – морщась, ответил Юра, но сам всё же взял пакет и, поднявшись с четверенек, стал рассыпать порошок по полу.
– Вот дерьмо.
– Да, попали, – вздохнул Юра и снова принялся тереть пол тряпкой.
Кирилл намочил свою тряпку в ведре и тоже стал вытирать пол и стены. Казалось, что от этого вонь не исчезла, а, наоборот, прибавилась. Дядя Саша пару раз заглядывал и, громко матерясь и затыкая нос, уходил обратно. После полутора часов работы с запахом удалось справиться.
– Наверное, здесь трупы перевозят, – предположил Юра, когда вернулся с ведром чистой воды. – Прикинь, если так?
– Дурак, трупы в таких условиях перевозить нельзя.
– Вот я и говорю, что нельзя, такая вонь получается.
– Болтовню отставить! – раздался сверху голос дяди Саши, а вскоре показался и он сам с неизменной сигаретой во рту. – Намыли тут? Хорошо, хорошо.
Дядя Саша осмотрелся и принюхался. Сам бы он никогда не унизился до такой работы – мыть, убирать, снова мыть. Он был в грязной рабочей куртке и рваных штанах, на которых тут и там сияли заплаты, но всё же считал себя исключительным чистюлей и аккуратистом. Пусть от него и воняет, но благородным потом, бензином, смазкой. И грязь на нем тоже благородная. Это не тухлятина, размазанная по полу, которую нужно убрать, и не ржавчина, которую сколько ни отскабливай, всё равно не избавишься. По методичному шевелению его усов Юра и Кирилл могли понять, что дядя Саша результатом доволен. Лично от него такое услышать было практически невозможно.
– Ладно, кончайте тут и наверх, в салоне сейчас кресла ставить будем, перетащить их надо.
– Таскать? – застонал Юра и потер спину, нывшую от работы в сгорбленном состоянии.
– Да, таскать, – громко ответил дядя Саша и ушел.
Ему вслед Юра отвесил неприличный жест и тут же как ни в чем не бывало стал домывать стену. У Кирилла тоже побаливали руки и спина, но он предпочитал молчать и работать. Уж слишком хорошо платил дядя Саша за всю трудную работу, причем платил исправно, тогда как мама звонила ему раз в несколько дней и жаловалась, что зарплату у них снова задерживают. С первой зарплаты Кирилл купил себе джинсы – синие, с блестящими заклепками из желтоватого металла, такие носили многие из желавших показать свою значимость и состоятельность. Но только не Кирилл до начала работы на дядю Сашу. Часть денег через приезжавшего на пару дней в Петрозаводск по делам Алексеича Кирилл передал матери. Даже учеба в училище перестала быть для него обузой. На занятиях он пребывал в полудреме, домашние задания делал на ходу, но при этом каким-то необыкновенным чудом писал контрольные на твердые тройки и сдавал зачеты. Впрочем, могло случиться так, что он всего-навсего привык к городской обстановке и освоился. Короче говоря, Кирилл не возмущался и соглашался на любое задание дяди Саши.
Салон теплохода был неудобным, похожим на вагон электрички, только намного меньше. Во время ремонта часть кресел сняли. На их месте зияли дыры, напоминавшие мишени в тире, по некоторым из которых угодили пульками. Отремонтированные кресла стояли в ангаре на полу, на заботливо подстеленных газетах. Кирилл взял одно из них, молча взвалил на спину и, согнувшись в три погибели, потащил на теплоход.
– Тяжело? – спросил Юра.
– А ты как думаешь?
Дядя Саша стоял внутри салона и, ухмыляясь, показывал пальцем, куда поставить кресло. Игорек, тощий парень, казавшийся еще более тощим из-за тонкой длинной шеи и отчетливо заметного косоглазия, прикручивал принесенные кресла болтами, ругая на чем свет стоит и владельца судна, и дядю Сашу, подсунувшего коробку с болтами, на которых постоянно срывалась резьба. Дядя Саша в свою очередь ругался в ответ, а когда ему это надоело, и он готов был сорваться сам, вышел, покурил и вернулся в своем обычном сдержанном состоянии.
– Что, каши мало ел? Сюда клади, не поцарапай мне ничего тут, а то с денег твоих вычту, будешь долго помнить и обижаться, – подгонял он тащившего кресло Юру.
– На что… на что мне обижаться? – натянуто улыбнулся Юра, едва увернувшись, чтобы не столкнуться с Кириллом, который уже успел сбегать за следующим креслом.
За воротами огороженной территории неистово сигналила чья-то машина. Дядя Саша насторожился: хозяева судна должны быть нагрянуть только на следующий день, а из всей бригады только у него была машина, сверкающая тонированным задним стеклом «восьмерка», да и та стояла на территории и никак не могла так сигналить. Он схватил за руку Юру и тихо, слегка волнуясь, попросил:
– Ну-ка, Юрка, сбегай, глянь, кто там приехал. Только не открывай ворота, спроси, кто там, и беги сюда.
Юра побежал, скрылся за сараем и почти сразу же прибежал обратно, причем с такой скоростью, какой никогда не показывал на занятиях по физкультуре, когда требовалось выложиться по максиму и пробежать стометровку на норматив.
– Что? – в нетерпении дядя Саша мял в руках сигарету.
– Там машина стоит, кажется, «Опель», в ней такие, лысые, в ворота стучат. Я спросил, кто там, а они сказали – свои, дед Пихто, открывай, говорят, главного зови. Кто это, дядя Саша?
Но дядя Саша уже выскочил из салона и побежал в сарай, где в маленьком сейфе в углу у него были спрятаны бумаги и кое-какие деньги. Выбежав с пакетом из сарая, он направился к импровизированной, устроенной тут же на территории свалке и спрятал ценности в металлической бочке, приготовленной к сдаче на лом.
– Кто это там, как ты думаешь? – спросил изумленный Юра теперь уже у Игорька, закрутившего все болты и ожидавшего, когда ему притащат следующее кресло. – И что с дядей Сашей?
– Рэкет, – безразлично сказал Игорек. – В прошлый раз всё обшарили, деньги искали, ничего не нашли, стрельбу устроили.
– И… рэкет? К нам рэкет? – испугался Кирилл, слышавший о таком, но не очень-то веривший в разные страшные рассказы. – Зачем?
– Затем, чтобы ты спросил. Не строй тут… сам знаешь, зачем. Делиться нам предлагают.
– Чем делиться? – Кирилл всё еще не мог понять, к чему такая суета дяди Саши, человека, которого по жизни мало что могло испугать. – Работой?
– Дебил, какой работой? Кому нужна работа, если можно приехать и срубить капусту, на счетчик нас поставить, и каждый месяц мы будем платить процент. Короче, данью нас обложат, если мы хотим работать. Или порежут, у меня в Мурманске так друзей порезали, у них свой автосервис был. Делиться не захотели, и кранты, – Игорек длинным пальцем с погрызенным ногтем провел, едва касаясь, по собственной шее, демонстрируя, как именно должно наступить это самое кранты.
Игорек нехотя сошел с теплохода по мостику и пристани на берег. Кирилл пошел за ним. Дядя Саша суетился в сарае, перепрятывая куда-то папки и коробки с деталями. Волнение вдруг перекинулось и на спокойного до той минуты Игорька. Он неожиданно осознал, что в мастерской их всего четверо и в случае чего отпор дать будет затруднительно. Даже численное преимущество может оказаться не на их стороне. Игорек вытирал руки об штаны, зачем-то взглянул на часы, потом на бегающего туда-сюда дядю Сашу и испуганного Юру, топтавшегося на месте и решавшего, продолжать ли ему таскать кресла или это занятие более никому не нужно.