Карьеристки
Шрифт:
— Опять меня снесло, да, Лидуша?
Лидия, стоящая позади Олега, была почти одного роста с ним сидящим, нежно поцеловала макушку любимого и прошептала:
— Прощай, Олежка!
— Ну как же! Лида, подожди …
— Тебя проводить домой?
— Не надо, — зло буркнул Олег и подозвал официанта, попросив принести новый кофе.
В январе они уже не встречались.
Глава 3
Из санатория Георг вернулся другим человеком. Он изменился внешне: исчезли накопленные за последние годы килограммы, теперь любимый свитер снова равномерно облегал плечи, скрывая подтянутый живот. Сестра Надя шутила: «Лучший способ похудеть — операция или инфаркт». Знакомые поддакивали: «Точно! Каков молодец стал!» — суеверно шепча про себя: «Не дай бог такую диету». Однако похудевшее лицо, расчерченное углубившимися морщинами, явно обозначило возраст — капитан бравый, но не молод. Волосы побелели полностью и заметно отросли. Но главное изменение было внутренним. Георг стал собраннее и серьезнее, будто вновь встал в рубку управления подводной лодкой. Но теперь его целью были не боевые корабли противника, а работа над рукописью.
Георг и Маргарита сидели на диване в ее единственной комнате, Аня занималась своими делами на кухне, прикрыв дверь. Но ее присутствие не замечалось двумя сосредоточенными людьми.
Маргарита закончила читать повесть о гибели известной подводной лодки. Попутно она привычно отмечала грамматические неувязки, подчеркивала задевшие глаз фразы, но все чаще забывала о своих редакторских обязанностях, восклицая: «Замечательно!» Закончив читать, Маргарита посмотрела на Георга так, будто увидела впервые. Самобытный сложившийся писатель!
— Это невероятно! А еще жаловался, что нет сил, что не можешь работать.
— Марго тебе действительно, нравится? Или ты хочешь меня поддержать после болезни?
— У меня только один вопрос: почему, почему ты эти два года занятий писал всякую дребедень? Какой-то дубовый флотский юмор, перепевы других писателей. А здесь все так убедительно, так страшно — эти последние минуты перед гибелью экипажа, как будто ты был вместе с ними на этой лодке.
— Так я же описал свои чувства, то, что пережил на хирургическом столе в реанимации. Я чувствовал то же самое, как если бы стоял тогда в рубке управления. Ну как, ставишь мне зачет? Выпускаешь на защиту диплома?
— Боже, Гера, о чем ты говоришь! Я думаю, куда предложить твою рукопись!
— Ты думаешь напечатают? А Кристина говорила, что путь только один — публикация за свой счет в ее издательстве. Может, позвонить ей, начать верстку, хотя бы небольшой тираж выпустить?
— Кристина сейчас болеет.
— Ну ладно, не к спеху. Позвоню через недельку.
Но Маргарита, захлопнув папку с рукописью, сказала, что ни через неделю, ни через месяц Кристина не сможет заниматься его книжкой. В лучшем случае — к лету. И сообщила, что за болезнь вывела Кристину из строя.
Радость, охватившая Георга при вынесении вердикта его рукописи, померкла. Он расстроился от услышанной новости, горестно покачал головой:
— Ладно, когда мы, старые, болеем. А тут девушка, в цветущем возрасте.
— Не совсем и девушка. Возраст как раз критический для женщин — сорок три года.
— Ты ее навещала?
И, не дождавшись ответа, сменил тему, взглянув в сторону кухни, где что-то писала за столом племянница:
— Анюта надолго вернулась?
Маргарита пожала плечами:
— Собирается в Канаду, оформляет документы.
Аня на кухне громыхнула крышкой кастрюли, видимо, не удержала за горячее ушко. Потом снова все стихло.
Георг приблизился к Маргарите, сел вплотную:
— Марго, я до сих пор не могу поверить в эту историю с нашей родовой линией. Я прямо как юнга в первом плаванье, не могу понять, к чему ее пристегнуть.
— Ты что имеешь в виду? Что пристегнуть?
— Ну если мы брат и сестра, то и жить должны вместе!
— Странный вывод! Мне казалось, что братья-сестры только в детстве живут вместе, а позже — это инцест получается! — неловко пошутила Маргарита.
— Почему инцест? Мы же с тобой не родные, а двоюродные. Хотя я чувствую в тебе абсолютно родную душу. А будь и родными, нам же детей уже поздно заводить… — Георг осекся и покраснел.
— Ты о чем? Какие дети? Неужели ты продолжаешь думать в этом направлении? Георг, очнись! Я не собираюсь замуж ни за тебя, ни за кого другого.
— Я разговаривал с Надей. Она сказала, что больше не будет меня удерживать. Но к тебе ведь нельзя сейчас, пока Анюта здесь живет. Так что давай все же к нам перебирайся. Я уже ремонтников пригласил, нашу комнату вчера только оклеили.
Анюта, закончив возиться на кухне, заглянула в комнату, предварительно постучав:
— Тетя Рита, можно?
— Что за вопрос! Входи, конечно, мы тут рукопись обсуждаем, — Маргарита снова схватила папку, лежащую на столике, и отодвинулась от Георга.
Аня вошла и, увидев, что рукопись тетя держит вверх тормашками, рассмеялась:
— Это что, новый способ корректорского чтения, вверх ногами читать?
И, не ожидая ответа, добавила:
— Я сейчас ухожу, надо в консульство съездить. Могу купить что на обратном пути, если надо. Хлеб, молоко?
— Купить? Да, захвати, пожалуйста, молока, а хлеба нам хватит.
Аня взяла какие-то бумаги со стеллажа и вышла из комнаты. Вскоре за ней захлопнулась и входная дверь квартиры.
— Маргарита… — со смущенной торжественностью начал Георг, — я мог бы сейчас просить твоей руки…
— Георг, ведь я все сказала уже: нет.
— Поэтому попрошу тебя о другом.
— О чем другом — ради бога. Исполню все, что попросишь.
— Ловлю на слове. Окажи милость больному человеку. Я должен убедиться, что не растерял мужских качеств. Один лишь раз.
— Гера, так нечестно — использовать свою болезнь. К тому же, насколько я понимаю, тебя уже вполне вылечили, раз такие мысли посещают тебя.
— Так да или нет? Ты вернешь меня к жизни, если согласишься. А потом я уже не стану настаивать, как сама захочешь.
— Хотя бы ради приличия сказал о чувствах, — вздохнула Маргарита и, встав с дивана, подошла к окну и задернула шторы. За окном было еще светло, и узкая полоска света пробивалась сквозь щель.
— Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь. Ну ладно: я люблю тебя.