Карьеристки
Шрифт:
Неужели так будет всегда?
В отличие от других мужчин его ранга в Лос-Анджелесе Джон Меткалф был сторонником феминизма. Точнее, он не придавал этому вопросу особого значения, считая естественным, что свободный рынок дает каждому шанс, будь то мужчина или женщина. Так что ни расизмом, ни сексизмом «Метрополис» не страдал, руководство компании считало это дрянным делом.
С первого же момента его привлекли в Ровене Гордон ее страсть к работе и профессиональные амбиции. Она была как бы его собственным отражением. Меткалф в юбке, вундеркинд — энергичная, молодая, из маленького дочернего предприятия компании создавшая себе целую империю. Разве не то же самое проделал он? Когда Джон Меткалф пришел на работу в «Метрополис», студия выпускала тридцатисекундные ролики, рекламируя корм для собак. Он сам начал с одного очень дешевого фильма, потом создал киностудию, которая по нынешней оценке — вторая после «Орион». Так что ничего удивительного, что «Кейдж энтертейнмент» им довольна. И ничего удивительного, что он самый молодой из важных персон в городе.
Но амбиции — одно дело, одержимость — другое. И каким надо быть трудоголиком, чтобы положить на это жизнь?
Меткалф надавил на газ. Он не мог отвлечься и не думать о Ровене — о гибком обнаженном теле, извивающемся в его объятиях, о длинных легких волосах, касавшихся его плоти. В ушах стояли ее сладкие стоны наслаждения…
Боже мой!
Да, была ведь какая-то новая девица на последней вечеринке у Джека, такая податливая малышка, брюнетка, аппетитная, загорелая и глупая. Ну прямо воплощение мечты «Плейбоя».
Тип девиц, которых он всегда избегал.
И Джон подумал — сохранился ли у него номер ее телефона?
— Правда? — спросил Мэт Гуверс.
— Да, — напряженно ответила Топаз.
Она сидела в кабинете босса. В девять вечера. Единственное время, когда он становился доступен. Каждодневную работу над мерами по защите компании они начинали в семь утра, изучая собственное положение с юридической точки зрения. Перерыв на ленч на полчаса, а потом — не вставая — уже до половины восьмого. Топаз горбилась за компьютером, пока не начинали болеть глаза — о Господи, она всю жизнь ненавидела математику!
Но она не вправе жаловаться. Час от часу ситуация все больше прояснялась. С финансами, например, они на пределе — после ее собственных преобразований, проведенных на Восточном побережье, и после того, что было сделано по ее примеру в Лос-Анджелесе, на Западном.
— Я уже не могу выжать ни единого лишнего цента.
— И «Меншн» не сможет, — подтвердил Дамиан Харт, и казалось, банкиры с ним согласились.
Топаз сумела на бегу поговорить с Джералдом Квином о своей новой идее.
— Как, мы на правильном пути?
— Если это только осуществится…
Итак, собрав все свое мужество, она попросила Гуверса встретиться с ней после работы. «Если я смогла заставить себя позвонить Ровене Гордон, я поговорю и с собственным начальником».
За толстыми стеклянными стенами виднелся Манхэттен, похожий на ковер из электрических лампочек, сверкающих и передвигающихся. Машины, казалось, катили быстрее, небоскребы выше обычного взвивались вверх, сердце Топаз колотилось. А если он подумает, что она ошибается? А если он подумает, что ее ослепляют собственные амбиции? А если она просто истеричная беременная баба?
Но Гуверс ничего такого не говорил. Он слушал.
— Джералд Квин анализирует состояние этой компании несколько лет, и он клянется — сделка себя оправдает. Послушайте, Мэт, если Коннор Майлз проглотит нас, всем конец.
— У нас обязательства перед держателями акций, — предупредил старик.
— Я понимаю, — ответила Топаз, пытаясь сдержать нетерпение. — Но наши обязательства долгосрочные, так ведь? Несмотря на то, что акции могут подняться на пятнадцать процентов после объявления цены при слиянии компании, цена их упадет на тридцать, когда он опубликует свои первые результаты. — Она подалась вперед, и ее живот уперся в стол Гуверса. — Мэт, вы хотите уйти на пенсию? — тихо спросила она. — Учтите, не так уж много свободных мест для безработных вашего ранга в других журнальных концернах.
Мэтью Гуверс вчитывался в аналитическое исследование положения «Меншн индастриз», которое Топаз положила перед ним на стол красного дерева.
— Хорошо, давай так и поступим, — сказал он. — Только, Росси, никакихразговоров.
Ровена Гордон пару часов размышляла, как все это изложить Джошу Оберману, потом позвонила ему домой.
— Гордон, ты знаешь, который час? — резко спросил Оберман. — Что, нашла инвестиционный банк?
— Мне позвонила Топаз Росси из «Америкэн мэгэзинз», — начала Ровена. — Она предлагает нам создать консорциум и с его помощью выкупить «Меншн индастриз». Они уже наняли «Моган Макаскил», и там есть человек, специалист по конгломератам, знающий всю подноготную «Меншн», и он думает, у нас есть шанс провернуть это дело.
Пауза.
— Так, дай-ка мне уяснить, — попросил Оберман. — Значит, «Мьюзика рекордс» и «Америкэн мэгэзинз» объединяются и выкупают Коннора Майлза. Сделка, направленная против него.
— Вы правильно поняли, — согласилась Ровена.
Оберман крякнул, и смех, похожий на скрежет, донесся через Атлантику.
— Гордон, ты ненормальная девушка. Но вообще-то почему бы, черт побери, и нет? Ничего лучшего все равно не светит.
— Так вы серьезно? — спросила Ровена.
— Если ты — серьезно. — И его тон изменился. — А ты ведь не шутишь, не так ли, Ровена?
— Да, сэр. Это, конечно, трудно, но не невозможно. И потом — назовите мне другой шанс.
— Тогда попробуем. Я старый, но еще не мертвый, — сказал Оберман. — Да, Ровена, я не хочу, чтобы об этом знали в исполнительном комитете.
Джерри Квин был в эйфории. Он так хотел провернуть эту сделку, что, кажется, ощущал ее на вкус. Деньги. Плата за победу принесет «Моган Макаскил» миллионы.
Но что еще важнее, создаст ему репутацию. Забудьте Крависа, забудьте Вассерштейна, именно он, Квин, станет новой звездой Уолл-стрит. Давид, убивающий мощного Голиафа в образе «Меншн индастриз». Сделка века. И только из-за одной глупой ошибки Коннора Майлза, возомнившего себя бог знает кем, решившего, что он способен купить сразу и «Америкэн», и «Мьюзика».