Карьеристки
Шрифт:
— Может быть, хватит? — спросила Ровена, заметив, как Топаз посмотрела на часы.
Топаз еще глотнула очень крепкого черного кофе и покачала головой.
— Мы еще не закончили совместное заявление относительно артистов. Его надо завершить сегодня, я не хочу снова к нему возвращаться.
Ровена кивнула.
— Мы здорово поработали. Посмотри-ка, — она потянулась к лазерному принтеру Топаз и вынула тридцать листов бумаги. — Творческое планирование, распродажа, человеческий фактор…
— Перевожу: все мои авторы и все твои музыкальные группы окажутся за дверью в одну секунду, — перебила ее Топаз с улыбкой.
— Точно. Плюс подробные перспективные планы, детали распространения, лицензионное дело…
— Перевожу. Мы знаем, как вести эти дела, а Коннор Майлз ни черта не смыслит.
— Плюс пятилетние планы для основного бизнеса.
— Перевожу: если вы продадите акции, то это будет полная бессмыслица, — усмехнулась Топаз. — Слушай, Ровена, давай перейдем прямо к самому заявлению. Печатай. Правления «Америкэн мэгэзинз» и «Мьюзика рекордс»…
— «Мьюзика рекордс» и «Америкэн мэгэзинз», — громко произнесла Ровена.
— …заявляют, что они пришли к полному согласию в отношении принципов, касающихся творческих работников. Пока они делают деньги…
— …и если они перестают делать деньги, мы их немедленно увольняем…
— …и если Коннор Майлз покупает нас…
— …все уходят вместе с нами…
— …и ваша доля будет составлять одну десятую того, что вы заплатили за них…
— Так что не связывайтесь с нами! — победоносно закончила Ровена.
Обе покатились со смеху, схватились за руки. А потом зашикали друг на друга, когда Майкл Кребс заворочался на диване.
— О, извини, — прошептала Топаз, — я помешала Майклу. Он немало потрудился над лицензионными вопросами.
— Да, — сказала Ровена и повернулась в его сторону.
Топаз проследила за взглядом и вдруг увидела, каким мягким стало лицо Ровены и каким нежным.
— Ты что, любишь его? — вдруг спросила она.
Ровена вздрогнула.
— Конечно, нет, — пожала она плечами, и даже при слабом свете единственной лампочки Топаз увидела, как густо покраснела ее давняя соперница. — С чего это ты взяла?
«С чего это ты взяла?» — передразнила ее про себя Топаз.
— О, ради Бога, сколько я тебя знаю?!
Повисло молчание, вопрос заполнил паузу.
— Давно, — ответила Ровена.
Еще одна пауза. Женщины чувствовали, как их сердца застучали быстрее. Совместная работа, особенно сегодня ночью, продиктована только необходимостью. Без вариантов. Они делали карьеру, а карьера оказалась у обеих под угрозой, и только в связке они могли выкарабкаться. Только вместе.
Они придерживались неписаного и неоговоренного правила: Молчи. Ни о чем не спорь. Ничего не решай.
Временное перемирие. Не более того.
А теперь…
Топаз Росси смотрела на Ровену Гордон.
— Почему ты так поступила? Мы же были очень близки.
Ровене показалось — все ее чувства соединились, смешались и сжались вокруг сердца.
— Молодость, эгоизм, — проговорила она наконец. — Я хотела его, а он был с тобой. И вы были такие… красивые и счастливые, а я девственница, и… меня как будто все отвергали.
Топаз чуть заметно подалась вперед.
— А потом я стала злиться на тебя из-за него, — продолжала Ровена, — что он у тебя есть. — Она не могла взглянуть бывшей подруге в лицо. — И чем виноватей я себя чувствовала, тем сильнее ревновала. Тебя ревновала. И продолжала хотеть его, и знаешь, думаю, мое желание возникло только потому, что он был с тобой.
— А ведь ты с ним так часто оставалась наедине, — сказала Топаз, начиная что-то понимать.
Ровена кивнула.
— Я как-то пыталась оправдаться перед собой, хотя какие уж тут оправдания… Начала придумывать всякие снобистские штучки… вспоминать те «ценности», от которых сама страдала, и обращать против тебя. Я стыдилась самое себя, а гнев сфокусировала на тебе. Потом ты устроила мне провал с президентством в «Юнион», и я могла успокаивать себя тем, что ты во всем виновата… Я возненавидела тебя, не желая сознаваться, что мой гадкий поступок совершен против первого человека в мире, который так обо мне заботился, воспринимал меня такой, какая я есть. Мне жаль, Топаз, я очень надеюсь, что ты сможешь простить меня.
Топаз долгим взглядом посмотрела на нее, а потом ее лицо медленно расплылось в улыбке.
— Знаешь, Ровена, скажи ты все это раньше, мы бы с тобой избежали многих переживаний. Вы все, англичане, какие-то эмоциональные калеки.
— Я не англичанка, Я шотландка, — с достоинством сказала Ровена.
— Какая разница! — отмахнулась Топаз.
— Только тупоголовые янки могут сказать такое.
Они улыбнулись друг другу.
— Ну ладно, златовласка, пойдем-ка спать, и ты расскажешь мне все, раз уж мы начали.
37
Главный конференц-зал «Моган Макаскил» был битком набит. Информация высвечивалась на экранах, установленных вдоль стола из ореха, телефоны и факсы трудились не отдыхая. Ник Эдвард тоже заказал пару широкоэкранных телевизоров, и они могли наблюдать за всем происходящим.
Здесь собралось миллионеров больше, чем в «Хэмптонс-клаб»: инвесторы, финансисты, юристы, предприниматели из восьми американских и канадских конгломератов, представители шести банков. Двенадцатью этажами ниже репортеры Си-эн-эн, фотографы «Джорнэл» готовились отвоевать себе места — никто не хотел ничего пропустить! Но как же случилось, Господи, что все-таки никто не пронюхал заранее про эту сделку на огромную сумму?