Карьеристки
Шрифт:
— Где эта Топаз Росси? Почему я не могу найти чертова директора! — Мэт Гуверс взглянул на Джоша Обермана. — Харви не видел ее с ленча, и она не оставила никакого сообщения моему секретарю.
— Ровена должна встретиться с ней в три, — сказал Оберман. — Я звонил ей из машины, они, должно быть, вместе выехали, потому что мобильный телефон Гордон не отвечал. Тэмми Лиммон сказала мне, что она отменила встречу Ганса Бауэра и Майкла Кребса, и он поехал прямо в «Америкэн»…
— Да, но уже четыре тридцать. Они должны быть здесь! Где, черт побери, секретарша
Оберман пожал плечами. Сейчас объявят цену. Если Гордон настолько глупа, чтобы пропустить этотприем, что же, ее проблемы.
— Возможно, у них случилось что-то из ряда вон выходящее, — сказал он.
Мэт Гуверс посмотрел в окно на толпу журналистов в крайнем раздражении. Он так ждал триумфального снимка, где они с Топаз — в будущем его преемницей на посту главы всей компании. Не так уж он много просит, ну немножко славы в конце своей карьеры.
— Ладно еще, если их задержало что-то хорошее… — мрачно сказал он.
— Скорее! — понукала Ровена. — Неужели нельзя быстрее?
— Есть закон, мадам, правила движения, мадам, — невозмутимо ответил шофер.
— Тогда нарушайте этот закон! — резко бросила она. — Или, может быть, вы выполните обязанности акушерки?
Парень поддался на уговоры и вдавил педаль газа в пол.
— Больно, — стонала Топаз, вцепившись в Ровену пальцами, как клещами. — Ох, ох… Ровена наблюдала за муками Топаз с сочувствием, понимая — осталось ехать минут пять.
— Молодец, держишься, — сказала она спокойнее. — Еще чуть-чуть — и мы на месте.
Мимолетная болезненная улыбка появилась на потном лице Топаз.
— Правда скоро? Ты становишься американкой, Ровена.
— Черта с два, — возразила она, с улыбкой глядя на Топаз и обхватив ее рукой.
— Да, да.
— Нет.
— Да. Боже мой! Боже мой! А-ах!
— Все хорошо, Топаз. Мы почти приехали. Здесь самые лучшие анестезиологи в городе, — сказала Ровена, гладя ее по голове. — Попытайся дышать поглубже. Тебя учили дышать по-особому или еще чему-то? Учили?
— Это все ерунда, — процедила Топаз сквозь стиснутые зубы.
— Разве? — спросила Ровена, пытаясь отвлечь ее от боли. Надо разговаривать с ней, надо просто разговаривать…
— Возможно, но большинство уроков я пропустила, — призналась Топаз.
— Ну, ты всегда так делала, — напомнила Ровена.
Топаз заставила себя улыбнуться:
— А ты всегда была старательная ученица.
Ровена продолжала трещать без умолку, а Топаз крепче вцеплялась в нее.
— Лекции — это не важно. «Юнион» — вот что было важно. У меня свои приоритеты.
— О! Санта-Мария! Ах, Боже мой!
— Все о'кей, дорогая, все о'кей, — говорила Ровена, наблюдая, как живот Топаз задергался в конвульсиях.
Боже, она может родить сейчас на заднем сиденье машины.
— Да езжай на любой свет! Доставь нас немедленно! — заорала она на
— Ровена, — чуть не задохнулась Топаз, — у меня двойня. У меня два ребенка!
— Я знаю, дорогая, — сказала Ровена, держа ее как можно крепче.
Майкл Кребс услышал новость в машине.
«На Уолл-стрит — настоящее потрясение от суммы, выставленной в ответ южноафриканскому конгломерату «Меншн индастриз», которым владеет известный всем Коннор Майлз. Четыре доллара тридцать за обычную акцию. Это результат работы консорциума инвестиционных банков, оперирующих в той сфере, где «Меншн» имеет свои интересы. Общая сумма сделки — пять миллиардов долларов. Пока Коннор Майлз отказался давать какие-то объяснения. Но его правление собрало чрезвычайное совещание в Манхэттене, чтобы обсудить предложение. Интереснее всего то, что двум наиболее важным игрокам в этом консорциуме принадлежат «Америкэн мэгэзинз» и «Мьюзика рекордс». Совсем недавно обе компании являлись целью для «Меншн», желавшей таким образом внедриться в сферу средств массовой информации. И если эта сделка совершится, мы станем свидетелями крупнейшего в финансовой истории Америки «Пэк-мэн дифенс».
Кребс развернул машину, взял влево и направился к «Моган Макаскил».
В последние девять лет, когда случалось что-то важное в его карьере, ему всегда хотелось, чтобы рядом с ним была Ровена.
В Стокгольме, в Швеции, на задворках сцены «Глобен арена», в офисе «Атомик масс» царило возбуждение. Нил Джордж, гастрольный бухгалтер, сидел над цифрами, подсчитывая проданные места, Джек Халперн, отвечающий за подготовку сцены, вопил на группу местных парней, устанавливающих оборудование, чтобы пошевеливались. А Уилл Маклеод искал босса. Он нашел ее у главного входа, она вела переговоры о дополнительных выступлениях в Скандинавии, агент отчаянно умолял ее.
— Четыре доллара тридцать центов, — сказал Маклеод.
— Я же разговариваю, — зло бросил агент неуклюжему детине, прервавшему его мольбы найти в расписании местечко для дополнительных концертов.
— Да неужели? — ответил Маклеод и с такой яростью посмотрел на агента, что тот съежился.
— Уилл, — неодобрительно сказала Барбара, оглаживая брючный костюм от Нормы Камали и сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. Боже, да вы только посмотрите на физиономию Дольфа Листрома…
— Четыре доллара тридцать, Барбара, — повторил Маклеод. — Только что сообщил Джош Оберман, он позвонил в цех и велел тебе передать немедленно.
Барбара тупо уставилась на него.
Цена.
— Четыре доллара тридцать, — повторил он. — Он сказал, ты знаешь, о чем речь…
— Боже мой! Свершилось! — воскликнула менеджер. — Ровена Гордон не звонила?
— Свершилось что? — спросил Маклеод.
— Сделка. В пять миллиардов долларов. Мне нужен телефон, — сказала Барбара, дико озираясь. Мы же можем миллионы на этом заработать!