Карьеристки
Шрифт:
Платье без бретелек соскользнуло. Лиф спустился до талии, и Ровена стояла перед всеми с обнаженной грудью.
Боясь, что сейчас упадет в обморок, Ровена рванула накидку и прижала ее к груди, вцепившись в ткань мертвой хваткой. Возгласы превратились в гомерический хохот, тысячи студентов хлопали, свистели, а сторонникам Гордон хотелось просто умереть. По-разному можно проиграть выборы, но так…
Сидящая на галерее Топаз вынырнула из своих грез и заплакала от потрясения и сочувствия.
Питер Кеннеди впал в оцепенение. Эти
Окаменевшая Ровена стояла в центре бушующего шторма, парализованная, как кролик в свете автомобильных фар. Она чувствовала горячие слезы на глазах и тошноту в горле. Этого ей не пережить за все оставшиеся годы в Оксфорде.
Веселье не утихало.
«Почему они не заткнутся? — молча вопила Ровена. — Чего они ждут?» Потом поняла. Они ждут, что она разразится слезами и убежит. Ровена взглянула на Джилберта Докера, с победным видом и отвратительной улыбкой взиравшего на нее, и внезапно все встало на место. Не выпуская накидку из левой руки, она подняла правую, призывая к тишине, поразительно, но публика затихла.
Ровена дождалась полной тишины, потом улыбнулась.
— Ну что ж, мистер президент, — ее голос звучат ровно и ясно, — из случившегося следует сделать лишь один вывод: вы сами видите, что вам предлагается. — Она шагнула вперед. Сотни глаз впились в нее. — Будьте осторожны, — продолжала она, театрально повернувшись к продолжавшему улыбаться Джилберту, — для тех, кто на нашей стороне, никакая жертва не является чрезмерной, никакое унижение слишком страшным во имя проклятой победы. — И она расхохоталась.
Зал снова взорвался, но на этот раз аплодисменты были другими. Мужество, которое она только что проявила, оценили все, собравшиеся поднялись и стоя аплодировали. Но Ровена еще не закончила. Держа накидку, она подтянула лиф платья другой рукой, потом отпустила красный шелк.
— Мистер президент, — сказала она громко, — если моя просьба не идет вразрез с принципами, изложенными в речи, только что произнесенной досточтимым секретарем, я хотела бы попросить мистера Докера помочь мне справиться с «молнией». С ней что-то случилось.
И Ровена тут же повернулась спиной к потрясенному Джилберту, он встал и с перекошенным от злости лицом застегнул платье сопернице.
Крис, Топаз и Ник торжествующе заорали, а за ними — весь зал.
Дебаты закончились к полуночи, и на сад окружавший здание «Оксфорд юнион», обрушился ливень. Студенты выскакивали на улицу, бежали к себе в колледжи, в свои берлоги или пытались протиснуться в бар, который и так уже походил на банку с сардинами, все хотели пропустить по последней кружке. Команда, работавшая на Джилберта, стоя под дождем, яростно спорила, не сделала ли все это Ровена намеренно. Оправившись от случившегося, она произнесла зажигательную страстную речь и выиграла дебаты с большим отрывом.
—
Крис расхохотался ему в лицо. Он уже получил удовольствие, отвергнув кандидатуру Джилберта на место казначея, когда тот попытался перебежать на другую сторону.
Топаз выскочила из зала, радостно вопя, расцеловала Ровену и понеслась в другую сторону.
— Эй, ты куда?
— В «Червелл»! Умираю, как хочу добраться до компьютера с той самой минуты, как ты села. Вот эта материальчик! Первополосный!
— Ну ладно! — крикнула Ровена ей вдогонку.
Действительно, сюжет потрясающий, и Топаз настолько погрузилась в предвкушение работы над ним, что в эйфории не заметила некоторую напряженность Питера.
Ровена, тоже в полной эйфории, часа полтора принимала поздравления и пожимала руки, прежде чем прошмыгнула в свою норку на Мертон-стрит, едва ли обратив внимание на проливной дождь. В редакции «Червелл» Топаз включила компьютер, попробовала несколько вариантов заголовка: «Пусть выиграет женская грудь», «Драгоценная грудь». Топаз громко рассмеялась. В конце концов не пора ли ломать традиции? И она крупно напечатала: «Грудью вперед». И закурила сигарету.
В редакционных кабинетах было пусто и безмолвно, тишину нарушали лишь мягкий шум компьютера и собственное дыхание. Топаз вдруг ясно представила, как через год она будет работать в настоящей газете в Лондоне.
Ровена станет президентом «Оксфорд юнион», она — журналисткой, и, естественно, не меньше чем в «Таймс». А может быть… а вдруг… и миссис Питер Кеннеди?
Питер буквально вопил на Джилберта.
— Ну, это же не моя ошибка, — прохныкал тот в сотый раз.
— Эй, слушай, — резко сказал Кеннеди, теряя терпение. — Отправляйся-ка домой, Докер, хорошо? Теперь я сам буду улаживать дела.
— Да ничего ты не сможешь сделать, — снова заскулил Джилберт, но, взглянув на лицо Питера, решил замолчать.
Питер направился к Мертон-стрит. Господь всемогущий, ну почему ему все приходится делать самому?
Ровена сидела у камина, пила некрепкий чай и смотрела на огонь. Ей было уютно, тепло в толстом махровом банном халате. Чистые пряди влажных волос падали на плечи. Летний дождь барабанил по темной застекленной крыше, но даже сквозь потоки воды она различала неясный свет тающих звезд.
Она была слишком возбуждена и не могла заснуть.
Ровена посмотрела на выцветшую газетную вырезку со статьей о Дэвиде Джеффине, приколотую над кроватью. Если бы она стала президентом, она бы могла пригласить его выступить у них… Ровена мысленно беседовала с ним, когда в дверь позвонили.
— Радость моя, заходи! — крикнула она Топаз.
— Прием более теплый, чем я ожидал, — проговорил Питер Кеннеди, наклоняясь и входя в комнату.
Ровена вскочила, плотнее закутываясь в халат.