Карьеристки
Шрифт:
— И продолжает спать с тобой?
— Да, — вздохнула Барбара. — Конечно, ужасно неприятно, но я сексуально к нему очень привязана. И потом я люблю его, несмотря на то, что он такая сволочь. Чего женщина не делает, до чего только не опускается, если действительно влюблена.
— Да, — сказала Ровена, подумав о Майкле.
— Головой прекрасно понимаешь — не тот человек. Но не так все легко, как пишут в журналах: если ты видишь, что это подонок, тебе легче излечиться от страсти к нему. Ерунда!
— Да, нами управляет сердце.
— Всякий раз.
— Профессиональный риск — быть женщиной, — усмехнулась Ровена.
— А как вообще дела, если отвлечься от этой темы?
— Если отвлечься — хорошо, — засмеялась Ровена. — Я строю, укрепляюсь, ничего яркого. Оберман ищет пути — хочет заключить сделку по фонограмме, а это требует особенных усилий.
— И ты будешь заниматься фонограммами?
— Совершенно верно.
— Очень интересно. Что ж, ты сможешь подняться по лестнице выше…
— Соображаешь, дорогая.
— Хорошая замена, — согласилась Топаз, — может, у нас появится шанс на этот раз.
— Я бы не поставил, — покачал головой Джо, откусывая сразу треть хот-дога. Проглотив, добавил: — Бросок, что надо. Попадание. Запомни, у этих парней меньше всех попаданий во всей лиге.
— Спасибо за пояснение, — сказала Топаз, глядя на него. Она не любила тех, кто терпит поражение. — Мне нравится спорт.
Джо продолжал пристально смотреть на поле.
— Нравятся журналы о спорте, — добавила она.
Джо повернулся к ней, оторвавшись от игры.
— Слушай, Росси, если ты пытаешься намекнуть — ничего не выйдет. Насколько я понимаю, ты уже слышала о спортивном журнале.
— Да.
— И… Ты будешь претендовать на него?
— Ты имеешь в виду, буду ли я претендовать на членство в правлении?
— Вот именно, — сказал Голдштейн:
— А ты?
Долгим взглядом, с сожалением, они смотрели друг на друга.
— Пусть это будет честная борьба.
— О'кей.
— Без обид, — продолжала Топаз.
— Годится.
— И давай возьмем за правило — никаких разговоров о деле после работы.
— Топаз, ну мы посмотрим эту чертову игру?
Гарри Шеффилд прошелся по полю крупными шагами и ударил в сторону Пэта Рэппа.
— О нет! — воскликнул Джо.
— Не может быть! — Топаз подпрыгнула на своем месте. — Не может быть!
Мяч криво спланировал к левой границе поля.
— О Боже! — стонал Голдштейн, как от боли. — Я не могу этого вынести!
Топаз закрыла лицо руками, чтобы не видеть ужасного зрелища.
— Я хочу, чтобы ты знала: я не отступлю ни в коем случае, — сказал Джо.
— О делах — ни слова.
— О'кей.
Топаз ехала в «Рене Пужоль» на 51-ю улицу на ужин.
— У них есть такие нежные шоколадные пирожные — нечто неземное, — сказала она.
— Ну, французская кухня — неплохо для разнообразия, — заметил Джо.
— А какая тебе больше нравится?
— Итальянская.
Топаз улыбнулась.
За ужином они много говорили о политике, о религии, о музыке Топаз обнаружила, что Голдштейну довольно одиноко здесь, на Восточном побережье. Конечно, не так плохо, как ей, но он скучал по друзьям.
— Ну, мне пора идти, — Джо посмотрел на часы. — Меня ждет девушка, — добавил он.
— Ой, извини, — сказала Топаз, — я и не знала, что у тебя есть девушка.
Джо рассмеялся.
— Да нет, не в том смысле. Так, какая-то девица. Я сказал швейцару, чтобы он ее впустил в десять часов, так что мне не стоит особенно задерживаться.
— Какая-то девица?
— То ли Джоанна, то ли Дженнифер. Я встретил ее в баре и договорился насчет сегодняшнего свидания.
— Просто в постель, что ли?
— Правильно, — вежливо согласился Джо.
— А она хоть понимает, что ты называешь ее «какая-то девица» и даже толком не помнишь имени?
— Только не надо проповедей, Топаз, — сказал Джо уже менее вежливо. — Она получает то, что хочет. Девицы на подхвате не ищут отношений со смыслом. — И он покрутил пальцами в воздухе, как бы забирая последнюю фразу в кавычки.
Топаз почувствовала, что сердится.
— А ты тоже, значит, «на подхвате», Джо. Так кто ты тогда такой? Жиголо?
— У мужчин все иначе. Сама знаешь.
— Черт побери, верно, для мужчин — все иначе. Мужчинам не клеят ярлык, что они проститутки, если они хотят удовлетворить сексуальное желание.
Джо дернулся:
— Мне не нравится, когда дамы употребляют такие грязные слова.
Топаз помолчала. Потом потянулась к кошельку и швырнула две стодолларовые купюры на стол.
— Пошел ты к черту, Джо Голдштейн! К черту двойные стандарты, — спокойно сказала Топаз. И вышла.
В компании объявили внутренний конкурс по выкупу журнала «Атлетик уорлд». Из сотрудников, чье положение позволяло участвовать, только двое подали заявку — Джо Голдштейн и Топаз Росси. Сотрудники царапали пометки: «Раунд второй».