Карьеристки
Шрифт:
— Ты плачешь, Джош?
— Конечно, нет, — шмыгнув носом, сказал он. — Ты, чертова дура.
— Иди работать ко мне, — предложила Барбара, волнуясь за подругу.
Ровена вдвое похудела и как бы впала в летаргию. Еду ей приносили домой, она почти не выходила.
— Да ты шутишь? После того, что я сказала Джейку?
— Не вини себя. Можно подумать, парень обращает внимание на чьи-то слова, — ответила менеджер. — Представь себе, Уилл Маклеод даже мне ничего не говорил, пока бедняга едва не умер. И я не осуждаю Уилла, а что он может сделать, если музыкант слетел с катушек?
— Спасибо. Но я не могу пойти к тебе, — ответила Ровена. — Я вообще не могу вернуться в эту сферу.
Подруга пожала плечами:
— Если передумаешь — в любое время.
— Иди работать ко мне, — говорил Майкл. — Будешь отбирать проекты, вести переговоры по сделкам. Десять процентов — твои.
Подобное предложение сулило миллионы.
— Я никогда больше не смогу работать с тобой, — ответила Ровена бесцветным голосом.
— Но почему? Мы старые друзья, у нас похожие взгляды на жизнь, и мне плевать, что ты принимала наркотики или что еще ты там делала.
— Ничего не выйдет, — ответила она. — Все кончено.
— Я хочу, чтобы ты вернулась, я скучаю без тебя, — сказал Кребс.
На секунду Ровена закрыла глаза, и ей страстно захотелось, чтобы все стало по-другому. Чтобы тупая боль из сердца ушла. Чтобы вернулась жаркая страстная радость, наполнявшая каждую секунду ее жизни с тех пор, как началась их любовная связь, когда она по утрам просыпалась с его именем на устах и с ним — засыпала.
— Назад пути нет, — сказала она. — Спасибо за все, Майкл. За все, что ты для меня сделал. До свидания.
Она положила трубку.
Джон Меткалф догадывался, что она сейчас чувствовала. В киношном мире подобное случалось постоянно — скандалы, увольнения и неудачи. Он был подростком, но помнил нашумевшее дело Бегелмана, он стоял на первых ступеньках карьеры, когда отправившуюся рожать Дону Стил вытолкнули из бизнеса. Голливуд — чудовище, чтобы здесь выжить — нужны стальные нервы, жажда денег и много чего еще.
Но проблема в том, что Ровена виновата. Безусловно. Будь публикация в журнале клеветой, юристы «Мьюзика» могли бы подать на издание в суд. Сам он очень сомневался, что именно легкомысленное замечание Ровены подтолкнуло молодого гитариста к наркотикам, но дело не в этом: она снисходительно отнеслась к его пристрастию и была поймана с поличным.
Ровена, конечно, права: все принимают наркотики, особенно в Лос-Анджелесе, и Меткалф не сомневался — в музыкальном мире Нью-Йорка то же самое. Она верно сказала — можно попробовать и бросить, но не надо позволять наркотикам испортить твою жизнь. Значит, и она испытала экстатическую радость от зелья, ну что ж, очень хорошо, с ним тоже такое было, но уже мною лет они оба этим не занимаются.
А что она могла сказать этому парню, рок-звезде? Сказать «прекрати»? И что — он бы ее послушал, что ли? «Не позволяй наркотикам овладеть тобой» — самый лучший совет с точки зрения Меткалфа. Доведись ему участвовать в подобном разговоре со звездой «Метрополиса», он скорее всего повторил бы
Но тем не менее ситуация сложная, и Меткалф это понимал. Он — самый молодой глава студии в городе и своей удачливостью нажил кучу врагов. Как там у Шекспира ? Какая тяжесть — голова с короной.И акулы тотчас пустят слюну, как только что-то унюхают. Например, что его подруга отвергнута ее же собственной компанией.
Но другого решения нет.
— Закажи мне мой столик в «Спаго», — громко приказал Меткалф секретарше после производственного совещания в «Метрополисе». И пока все важные шишки и другие участники встречи собирали бумаги, добавил: — Я собираюсь поужинать с Ровеной Гордон. В четверг, в девять.
Все присутствующие старательно избегали смотреть ему в глаза. Но Джон ни на секунду не обманывался: через десять минут весь голливудский мир будет знать — Джон Меткалф и Ровена Гордон продолжают встречаться.
Он позвонил ей:
— Как ты?
— Лучше, — ответила она, но голос звучал вяло и равнодушно. — Со мной все кончено, Джон. Я ничего не могу делать. В музыкальном бизнесе я ничто.
— Ты ничего не можешь делать, как раньше, — поправил он. — А это другое.
— Я больше не человек, — сказала Ровена.
— Чушь, я не дам тебе сдаться! — ответил он резко. Отрешенность в ее голосе ужаснула Джона. Она говорила так, будто в ней остановилась сама жизнь. — Мы с тобой ужинаем в четверг в «Спаго». И если ты не появишься здесь до утра среды, я полечу к тебе.
Впервые за всю неделю Ровена почувствовала какое-то желание: ей захотелось увидеться с Джоном.
— О'кей, — сказала она.
Как будто проблеск оживления, подумал Меткалф.
— И еще одно, — уговаривал ее он. — Разберись с финансами. И пойми, в каком ты положении.
— Я не могу этим заниматься, — сказала она.
— Можешь и будешь, — ответил ей Меткалф. — Ты хочешь, чтобы те, кто с тобой расправился, наблюдали, как Ровена Гордон вообще сходит с круга? А что скажет твой подонок-отец — «Я всегда знал — у нее ничего не получится»? Подними-ка голову, Ровена Гордон, и не смей меня подводить.
— Значит, вы хотите сказать — у меня нет денег, — три дня спустя говорила Ровена.
Она сидела напротив Питера Вейса, бухгалтера, в отделанном дубом офисе «Вейс, Флетчер и Баум». Короткий коричневый костюм, лодочки, волосы аккуратно расчесаны и собраны сзади в хвостик, никаких украшений. Вполне приличный вид, но не более того.
Вейс никогда не видел Ровену Гордон столь непривлекательной. Стройность превратилась в худобу, обычно здоровый цвет кожи сменился мертвенно-бледным, а блеск зеленых глаз исчез.
— Не совсем так, — начал он осторожно. — После расчетов с «Мьюзика» вы потеряли взнос в пенсионный фонд и не получили компенсации. Вы должны сдать свой «Лотус». Финансовые планы, которые мы для вас разрабатывали, — он откашлялся, — не учитывали вероятность случившегося. Значит, мы вынуждены пересмотреть все цифры. Вам придется продать квартиру, потому что «Мьюзика энтертейнмент» частично финансировала первоначальную сделку.