Карибская эскапада
Шрифт:
Ещё пять дней назад — были в Крыму — нежились на солнышке, пили благородные крымские вина, танцевали с девчонками, пели песни у ночных костров.
А ныне — нудные дожди, слякоть, заброшенная деревушка где-то в самой глубинке Новгородской области — это называется — "поехать на картошку".
Мудры в те времена были педагоги — контрасты — дело великое. Только дерьма вдоволь нахлебавшись, начинаешь ценить хорошее, беречь его рьяно.
Из нас сформировали бригаду — тридцать буровиков и пятнадцать девчонок —
— Там, я слышал, соревнование какое-то будет. Чуть ли не сто бригад из разных Вузов участвовать будут — кто картошки больше соберёт. Так что, ротмистр, без грамоты, или диплома какого-нибудь победного — на глаза мне не показывайся.
Бернд проникся и развёл такую агитацию — Павка Корчагин позавидовал бы.
Так вот — доставили нас на двух автобусах до деревни безымянной, лет этак семь полностью обезлюдевшей; на раздолбанном грузовичке гвоздей разных, пил, топоров, цемента, стёкол оконных по доброте душевной подбросили, и дали двое суток на обустройство. Хорошо, что у нас Михась был — единственный коренной деревенский житель на всю банду — из далёкой приволжской деревушки, имевшей нежное поэтическое название — Матызлей. Под его руководством мы три самых крепких на вид избушки в порядок привели — одну для девиц, две — для себя. Стёкла в рамы вставили, двери на петли повесили, печки подмазали, баньку в порядок божеский привели.
В конце — в колодец залезли и почистили его капитально — вот и с водой чистой полный порядок.
Вечером Михась всем желающим ещё и лекцию прочёл — про основные принципы правильного «укутывания» печки:
— Если, на, заслонку раньше времени, закрыть, на, когда угли ещё с синевой, на — угоришь к утру обязательно, на. Закрывать, на, надо только когда уголь розовый, без синевы и черноты, на. Поняли, на? Но, и зевать не надо — позже, чем надо печь укутаешь, на, — к утру она остынет полностью, на, — задубеешь совсем, на. Усекли, на?
Девицы, естественно, полностью не усекли — побоялись угореть, заслонку закрыли, только когда все угли окончательно потухли, к утру печь остыла — появились первые простуженные.
На меня тоже свалилась неприятность нешуточная — коварный Мюллер принял волевое решение — назначил меня поваром:
— Девицы у нас все городские, изнеженные, нет им веры — подведут в самый ответственный момент. Так что, Андрюха — выручай, без хорошей кормежки нам соревнование это паскудное ни за что не выиграть. Как Бур Бурычу в глаза смотреть будем? Да и помощник у тебя будет. Новенький у нас в группе, Попович фамилия, прямо из армии, демобилизовался только что: у него справка — по состоянию здоровья освобождён от тяжёлых работ — к тебе в помощники и приставим.
Попович оказался здоровенным пройдошистым хохлом из Донецка с совершенно потрясающими усами подковой — а-ля ансамбль «Песняры».
Помощник из него ещё тот — никак после долгого пребывания в качестве дембеля перестроиться не мог — косил от всего при первой же возможности — глубоко ему армия в подкорку въелась.
А вот на гитарке поиграть, песни о несчастной и неразделённой любви попеть — милое дело. Девицы к его ногам пачками падали и в штабеля укладывались.
А ещё Попович был не дурак выпить — желательно на халяву.
Посмотрел он на мои кухонные расклады, посчитал что-то, покумекал, и говорит:
— Напрасно ты столько денег переводишь, совсем напрасно. Ведь что в питании самое важное? Калорийность! Вот из чего ты на всю банду борщ готовишь? Говядина на косточке — дорогая. А если бульон для борща из свиной головы варить? И калорий ещё больше будет, и денег на бутылёк сэкономим.
Сказано — сделано. Мясо, парное молоко и прочие продукты нам каждое утро на лошади привозил Митёк — местный, вечно пьяненький мужичёк средних лет.
Дали Митьку заказ, через сутки получили свиную голову абсолютно невероятных размеров, и по отдельному заказу Поповича — двадцать банок грибной солянки и две литровых бутылки уксуса.
— На несколько раз хватит, — радовался рачительный Попович, — Главное, чтобы никто не догадался, а то и побить могут.
Пока все были в поле — за шесть часов сварили крепкий бульон, а сваренную часть головы тщательно закопали на заднем дворе. Вывалили в кастрюлю с десяток банок солянки, добавили без счёта капусты, картошки, моркови — красиво получилось. Но неприятный запах из кастрюли портил всю картину.
— Точно, побьют, — грустил Попович.
Пришлось вылить в борщ литр уксуса — и тут случилось чудо — вкус варева неожиданно изменился в лучшую сторону, даже пикантность какая-то появилась.
Усталая братва, заявившаяся на обед, справились с полной кастрюлей за считанные минуты, причём, девицы от мальчишек не отставали, и даже — нахваливали и пытались рецепт выведать.
— Завтра две кастрюли варите, — в конце распорядился Бернд, — Знатная вещь получилась.
Сколько свиных голов было съедено за этот месяц — не сосчитать, да и мы с Поповичем в накладе не остались. Вот только рецепт заветный мы так никому и не раскрыли — запросто побить могли.
В воскресенье объявили выходной. Кто-то на рыбалку ломанулся, кто-то отсыпался без задних ног. Мы же с ротмистром решили на всякий случай обследовать чердаки домов — вдруг, что полезное обнаружится, клад какой, или ещё что.
Чего там только не было: рваные полусгнившие верши, ватники и тулупы всевозможных размеров, старые кирзовые сапоги и многочисленные альбомы с фотографиями.
Почему люди, уезжая, не взяли фотографии с собой? Или — никто и не уезжал вовсе, просто — перемёрли все от старости?
Нашлись и вещи, безусловно, могущие пригодится в хозяйстве.
Мне достался змеевик и несколько сорокалитровых бидонов. Ротмистр же нашёл старый, очень сильно заржавевший обрез.
Михась с Поповичем тут же залили в бидоны всякой всячины, сдобренной сахаром, — брагу поставили. Ротмистр сел приводить обрез в порядок — разобрал, тщательно смазал каждую деталь, и, даже, отрезав от старого валенка кусок войлока, занялся полировкой.
— Зачем это Вам, Вашбродие? — Не утерпел любопытный Попович, — хотите, я по этому поводу весёлый анекдот расскажу? Про кота одного?