Карл, герцог
Шрифт:
– Ты любишь меня с одной такой целью. Чтобы Ритули хватило на подольше. Ты любишь меня потому, что вовремя понял, что если будешь продолжать в том же духе, то ты залюбишь её до дыр. Ты решил – и правильно, между прочим, решил – выдавать ей любовь продуманными порциями, а остатки неоприходованного семени сливать мне на живот. А ещё вот. Ты любишь меня так, что никогда не скажешь мне: «Я за тобой скучаю». И любишь как раз за то, что можешь вообще ничего во мне не воспевать. Знаешь, детей в коробке с цветными карандашами больше всего интересует
Глава 16.
24126
Сэр Френсис Бекон умер в результате опытов с замораживанием в снегу петуха.
1
Замок Орв был освещён не хуже операционной. Антициклон, новый снег, безоблачные выси, проницаемые до седьмого трансфизического уровня.
Гвискар взбивал мыльную пену бритвенным помазком. Гибор завтракала рахат-лукумом, который полчаса назад был преподнесен ей бароном д’Орв. Её босые ноги непринужденно опирались о край обеденного стола. Гвискар и Гибор были в настроении.
– Знаешь, милый, – рассуждала Гибор, облизывая палец. – Из-за этой сладкой тянучки вспоминается Гранада.
– Не люблю вспоминать Гранаду, – бреясь, Гвискар почти касался носом зеркала, висящего на стене. Он был близорук.
– Я тоже. Но сегодня она мне сама с утра вспоминается и, надо сказать, мне очень стыдно.
– Ладно там, «стыдно»! Стыдно у кого видно, – утешил её Гвискар, добросовестно соскребая пену от скулы к подбородку. – Можно подумать, были варианты.
– Да нет, мне не за всё стыдно. А только за один, так сказать, эпизод.
– Ну-ну? – Гвискар сполоснул бритву в тазике и снова приник к зеркалу.
– Помнишь, как мы с тобой летали над обрывом, словно два Икара, а вся Гранада на нас глазела с завистью и восхищением?
– Летали. Ну?
– И как потом Али Зегрес и его молодая жена Фатима попробовали то же самое и убились, помнишь?
– Ну, – недовольно поджав губы, Гвискар обернулся к Гибор и сурово посмотрел на неё. Мол, «уберите камеру»!
– Так вот – у них были доверчивые, светлые лица. Когда они надевали крылья, они ни о чём не подозревали, для них это было вознесение, а не аттракцион. И мне уже тогда было не по себе от мысли, что они сейчас разобьются и это устроили я и ты. Можно было бы убить их и не так коварно, и не вдвоем, не разом…
– Немедленно прекращай этот треп, – перебил её Гвискар, лицо его было встревоженным. – Заладила.
– Да нет, ты сначала дослушай, – не унималась Гибор. – И я тогда подумала, что такое кощунство не проходит даром и что…
Гвискар снова поднес к лицу бритву и услышал, что лезвие бритвы едва слышно звенит. Этот металл был чувствительнее глиняного человека, но через секунду и сам Гвискар почувствовал чью-то опасную близость. Паранойя, наведенная маревом Гранады, или действительно кто-то внизу?
Но не успел Гвискар как следует прислушаться,
В фанерной подкладке зеркала торчал арбалетный болт.
2
Гвискар выбежал в искрящееся поутру поле без оружия. В последний раз он держал в руках меч четыре года назад и успел многое забыть – например, забыть настроение, в котором следует встречать арбалетный болт с перевернутой руной Feoh, выцарапанной на картонном оперении.
Гвискар огляделся. На опушке леса ни зверья, ни людья видно не было, но множество следов, оставленных ночью, свидетельствовало о том, что вокруг недостроенного замка Орв хороводил целый отряд.
О, если бы стены были выведены хотя бы на тридцать кирпичей! Тогда можно было бы просто запереть ворота и ждать, пока нападающим не наскучит троянский сюжет. А так, наверное, придется отсиживаться в донжоне. Или, может быть, умней сейчас же приготовить сани и прочь отсюда? Нет, догнать сани всадникам легче легкого, – вздохнул Гвискар, созерцая свежую дорожку конских копыт.
Гвискар замер на месте и снова прислушался. Тишина крематория в аккомпанементе сосновых ветвей, скрипящих от мороза. Он уже собрался поворачивать назад, как увидел на склоне овражка что-то черное – лежащую фигуру, пепелище костра, оброненный плащ?
Серо-черная линия. По земле волочили дырявый мешок, наполненный золой – определил Гвискар. Неравномерно, впопыхах, что ни кочка – вместо реки целое водохранилище. Линия продолжается и продолжается и… Гвискар шел вдоль неё в замешательстве… продолжается… и в конечном итоге образует замкнутый магический круг.
Гвискар хотел попробовать угольки рукой (вдруг ещё теплые и тогда, возможно, этот орешек инквизиторских знаний треснет под кувалдой искушенной мысли глиняного хакера?), но прежде предусмотрительно плюнул на них. Плевок не зашипел и не шлепнулся прозрачной жабьей икрой на прохладную золу. Плевок вспыхнул. Пламя хлестало лилово-малиновыми хвостами, доставая Гвискару почти до груди.
– Но откуда здесь тевтоны, маттьево!? – занявшись было малиновыми стожарами Вальхаллы, глаза Гвискара вновь потухли и стали усталыми и злыми.
Злыми, потому что этот черный круг ни ему, ни Гибор не преодолеть и, значит, из замка Орв им не сбежать – крылья вынесут только одного. И сани можно не готовить.
Усталыми, потому что за последние тридцать лет он убил столько людей, что впору было и устать.
Когда же, бегом домчавшись до неоконченных ворот замка (вместо стрельчатого свода – бутылка с отбитым горлышком), Гвискар обернулся и увидел вдали всадника с искрящимся распятием на груди, с черным тевтонским крестом на плече и с обнаженным мечом, лезвие которого, рассекая пространство на семь трансфизических слоев вглубь, стонало в басовом ключе.