Карл, герцог
Шрифт:
– Они ничего не забрали, – сказал Иоганн, возбужденный, словно бы на сеансе психотерапии. – Вот такой вот жути нагнали на них малефик Гвискар и барон Эстен.
13
– Простите за визит в столь неурочный час, – прошептал Жануарий, плотно притворяя за собой дверь. – Но я только что из деревни. Корову лечил.
– Вылечил? – тоже шёпотом спросил Карл, убежденный в безусловном спасении коровы.
– Сдохла, – махнул рукой Жануарий. – Её бесы совсем извели, только ими одними тварь и держалась.
– Мило, – нахмурился Карл. – Ради этого стоило всю ночь валандаться.
– Может быть и не стоило, – согласился Жануарий. – Если бы один из бесов на прощание не признался, где сидит семейство Эстена.
– И где же? – настороженно спросил Карл, не смея поверить в удачу.
– В доме кюре. Прямо в доме кюре.
Глава 17.
Nunc Fluens
1
Деревня была отнюдь не такая завшивленная, какие привык Карл видеть, проезжая через селения вилланов в обществе расфуфыренных аристократов. Верхом на баснословно дорогом скакуне, бренча золотыми шпорами и походя теряя пару-тройку алмазных запонок – и не то чтобы случайно, и не то чтобы нарочно, а так, для разнообразия в списках потерь летней кампании.
Возможно, деревня была как деревня, но по сравнению с тем убожеством, которое как назло подворачивалось Карлу по пути в замок Орв, она казалась почти изобильной. Мужики и девки были румяными и деловитыми, дома – крепкими, церковь – украшена тремя свежевырезанными ледяными голубями.
– Интересно, летом их из глины лепят? – полюбопытствовал Жануарий.
– Да. Весной из воды, а осенью – из желтых листьев. – Ты лучше скажи отчего голубей три? Святая Троица?
Жануарий отвернулся, чтобы Карл не заметил улыбки, которой позавидовал бы и Гуинплен.
– Нет, – ответил Жануарий, – это три святых духа.
– Понятно, – сказал Карл, не отваживаясь спросить «чьих?»
На крыльце дома, пристроенного к церкви, лежали глиняные снова-таки птички. Карл в детстве тоже лепил из глины нечто орнитоморфное. Но его крылатые рыбы, конечно, ни в какое сравнение не шли с этими ладными снегирями.
Карл поднял одного из них и придирчиво осмотрел. Похож, стервец.
На стук отозвались почти мгновенно, словно ждали со вчерашнего вечера.
– Преподобного Аэция нету дома, – сообщила экономка, вытаращив глаза в смотровое сердечко.
– Нет и не надо, – деланно повел плечом Жануарий, который вне сословно-официального контекста выглядел представительней Карла и потому герцог без сожаления препоручил ему в этот раз всю болтологию.
– Вот ведь глупость какая получается, – продолжал Жануарий, адресуясь как бы Карлу, а в действительности – невидимым ушам за дверью. – Находишь на дороге золотое распятие с самоцветами, хочешь пожертвовать его Матери нашей и Наставнице… Туды-сюды, а у попа никого нету. Придется оставить себе.
За дверью молчали. Вконец замерзший Карл прошипел сквозь стиснутые зубы:
– Ох,
Жануарий не успел ничего ответить, потому что сразу вслед за выговором, Карл что было сил ударил в дверь ногой.
В лицо брызнула щепа разбитой притолоки, грюкнул сорванный засов и дверь, выпустив кубло пара, приоткрылась.
Карл прыгал на левой ноге, схватившись руками за отшибленную правую, за дверью верещала придавленная экономка.
– Клянусь Святым Денисом, госпожа, – сказал герцог, вбрасывая в приоткрытую дверь свой орден Золотого Руна, – мы не хотим ничего злого, но мы теряем терпение. Вот Вам Агнец вместо Распятого и открывайте немедля.
– Зато Вы, герцог, – прошипел Жануарий в тон Карлу, – чистый Персеваль.
И в этот момент, к его немалому удивлению, дверь отворилась. За ней были трое: экономка, прижимающая к разбитой скуле край фартука, моложавый кюре, озадаченно вертящий в руках Золотое Руно, и женщина с заплаканными глазами. Нет, пятеро. Из полумрака проступили два перепуганных детских лица.
2
– Да настоящий, настоящий, – раздраженно кивнул Карл в третий раз. – И принадлежит мне. Я его не подделал, не украл, не отобрал дубиной на большой дороге. Орден мой по праву, таких, вместе с фальшивыми, на свете никак не больше пятидесяти. И стоит он несколько дороже, чем все наследные владения и недвижимость покойного сира де Орв.
Это было лишнее. Красивая женщина с заплаканными глазами, минуту назад отрекомендовавшаяся Эмерой, разрыдалась.
– Простите, монсеньор Тристан, – пробормотал кюре. – Но кто же Вы в таком случае? Граф, епископ, беглый король?
– Я уже говорил – это не имеет ни малейшего значения. Но если Вам угодно, я префект Ложи Нарбоннских Ткачей, мой герб – две аравийских пальмы под звезднополосатым небом, девиз – E pluribus nihil <Из многих ничего (лат.). Ср. E pluribus unum – из многих единое (надпись на купюре достоинством 1 доллар).>, тайное имя – …
Карл осекся.
– Я троюродный дядя Мартина фон Остхофен…
Жануарий стоял у окна и всматривался в пасмурный зимний полдень. За его спиной Карл пускался во все тяжкие. Перед ним хромой свинопас гонялся по глубокому снегу за беглым подсвинком. Обоим приходилось нелегко.
– …и, таким образом, не имею иного желания, кроме как узнать обстоятельства последнего периода жизни моего беспутного родственника. А поскольку упомянутый период был, по моим сведениям, проведен Мартином в замке Орв, я склонен полагать, что госпожа Эмера может ответить на интересующие меня вопросы.
– Подите к черту, – всхлипнула госпожа Эмера. – Вы заодно с этими проклятыми немцами, я знаю.
В тепле и уюте терпение Карла было беспредельно.
– Ложа Нарбоннских Ткачей, интересы которой я здесь представляю по воле нашего генерал-магистра, не имеет ничего общего с Тевтонским Орденом. Более того, я был послан сюда, чтобы предупредить мессира Эстена и его друзей о грозящей опасности. Но, увы, мы опоздали.