Карл, герцог
Шрифт:
Стремительно приближавшийся вместе со сбивчивой бранью Луи, грохот его сапог, небывало пристойные слова на его скверных устах – всё, решительно всё свидетельствовало в пользу розыгрыша, но в крестовом походе за такое протягивают под килем. И если до этого карьера Луи была ничего себе, то теперь его подругами станут медузы и пиздец вообще.
Наконец Луи, третий из трех, подбежал к своему господину и, отшатнувшись от неправильно истолкованного при переходе от дневного света к утробности галереи Виларетты (словно живого), вызвал у д’Авье прилив непонимания, а у Карла – взрыв негодования:
– Что это ты,
– Сир, в лагере. Итальянца подстрелили.
Савойский говор Луи был для гроссмейстера невнятен. Выражение лица Карла – другое дело. Граф Шароле оживился, сонливо сведенные брови (д’Авье всегда видел Бургунда так и никак иначе, принимая эту физиономическую судорогу за властное небрежение миром) распушились в две кометы-предвестницы, губы облобызали замысловатое междометие.
Луи говорил ещё с полминуты, а затем Карл обратил к д’Авье свой потемневший лик и объяснил:
– На нас напали турки. Поздравляю Вас с началом кампании, гроссмейстер.
Замок Кастель-делла-Виларетта, цитадель крепости госпитальеров, находился на левом (сиречь северо-восточном) фасе гавани и довлел надо всей экспозицией, как древо Иггдрасиль над Исландией.
Сухой азиатский ветер бил в лицо и валил с ног. Карл, Жермон и Луи были вынуждены лечь на парапет артиллерийской площадки, оснащенной двумя архаичными баллистами. За их спиной распорядительный госпитальер погонял прислугу, чтоб те заряжали, да поскорее. Куда он так торопится, Карл не понимал – стрелять было ровным счетом не в кого и не во что. До ближайших турок было пять полетов стрелы, не меньше.
– Здесь всегда такой ветер?! – прокричал Карл в ухо гроссмейстера.
– Нет! То есть накануне сентябрьских ид – всегда!
– Тогда всё понятно!
– Что?!
– Я говорю: «тогда всё понятно»!
– Что понятно?!
– Понятно, почему они начали сегодня!
С точки зрения Жермона, молодой граф был очень симпатичным человеком, но совершенно несносным собеседником. За неделю, проведенную на Родосе, гроссмейстер не слышал от Карла ни одной реплики длиннее двенадцати слов. Молодой граф говорил так, что приходилось за ним додумывать, либо переспрашивать. Вот и сейчас.
– И почему же?!
– Потому что от турецкого берега до Родоса ровно один час! Один час, понимаете! – Карл потряс перед носом Жермона указующим перстом. – Если корабль быстроходный, а ветер попутный, как сегодня!
Карл сказал больше двенадцати слов. Это был ощутимый прогресс – хандра сползала с уст и плеч Бургунда шелушащимся презервативом старой кожи, ветер срывал невесомые лохмотья и гнал их мимо галер к Стопе Колосса. Там, на правом фасе гавани, шел бой. Лузитанские кресты португальцев смешались с низкородными знаменами янычаров. Со всех концов лагеря, растянувшегося вдоль берега, спешила подмога – бургунды, англичане и госпитальеры. Только кавалеристов Пиччинино как корова языком слизнула. Ни одного штандарта, ни одной лошади у длинных коновязей в итальянской части лагеря. Вот она – книга, в которой всё написано. Бери и читай.
Но Жермон продолжал проявлять чудеса тупости.
– Горизонт чист, граф! А против нас – жалкая горстка янычаров!
– Да всё ясно, гроссмейстер, – вздохнул Карл. – Идемте скорее, может, ещё что-то удастся спасти.
Лестницы
– Что спасать? О чем Вы? – гоношился Жермон. – Мелкая диверсия – да и только. У нас такие каждый год!
– А такие субъекты, как Пиччинино, у вас тоже каждый год? А коронованный папой император ромеев у вас каждый год гостит? Вы знаете, сколько может стоить моя голова в Константинополе?
– Господь с Вами! – Жермон перекрестился.
– Надеюсь, – Карл примолк, но через восемь ступеней продолжил с новой силой:
– А почём нынче госпитальеры на восточном базаре? Особенно комтуры, а особенно гроссмейстер!?
– Довольно! – наконец рассердился Жермон. – Вы чересчур молоды, любезный, чтобы… В общем, извольте объясниться!
Вот и ворота. Здесь шум схватки был уже вполне отчетлив. Здесь залетная стрела уже имела шансы напугать необстрелянного паладина. Карл резко затормозил.
– Объясняюсь. То, что Вы назвали «диверсией» – только начало. Эти янычары, конечно, смертники. Но прежде чем погибнуть, они отвлекут на себя все наши силы. Знаете, как мои драчуны и англичане сейчас рвутся в бой? Аж подшлемники дымятся! Получится грандиозная свалка на правом фланге, и вот тут-то главные силы турок преспокойно высадятся на левом. Вы их, конечно, пока что не видите, и никто их не видит, потому что турецкие корабли только-только отошли от своего берега. Но достаточно одного часа, чтобы они оказались здесь. На войне ведь главное что? – вне-зап-ность. Турки рассчитывают с помощью устойчивого северного ветра напасть внезапно, чтобы в наших рядах мгновенно началось что? – па-ни-ка.
– Красиво, – зачарованно прошептал Жермон, до которого наконец дошло.
Пиччинино сидел на треугольном щите, в красном поле которого черный василиск побеждал золотого льва, и через тростинку посасывал пивко из приемистой баклаги. Под правой рукой Пиччинино лежали в ряд заряженные арбалеты – на всякий случай.
Вокруг него сидели на щитах и посасывали пивко тысяча кондотьеров. Коней они отпустили – всё равно кормить их будет теперь нечем.
Зато пива ожидалось много.
Как только крестоносцы прибыли на Родос, Пиччинино внес вполне невинное предложение: отрядить его легкую кавалерию нести дозорную службу вдоль пустынных берегов Родоса. Вдруг туркам вздумается высадить десант? Тогда люди Пиччинино завяжут с неприятелем бой и отправят гонцов в крепость за подкреплением. Карл чувствовал подвох, но близость кондотьеров его сильно нервировала. Ему было дешевле отослать папские подкрепления прочь из лагеря. Предложение Пиччинино было принято.
Сегодня ночью двадцать сотен янычаров высадились в глухой бухточке, где их уже поджидал Пиччинино. Кондотьеры любезно сопроводили отряд до скалы с романтическим названием Прыжок Тристана, а после положили щиты на землю и уселись на них в знак вооруженного нейтралитета. Компанию янычарам составили только несколько квалифицированных лучников, с которыми Пиччинино вместе начинал свою карьеру в Венецианской республике. У этих было спецзадание, результатов которого и дожидался Пиччинино.