Карл, герцог
Шрифт:
С каждым он разговаривал на свой лад. Мозг Кукулус заклинал умиротвориться, избавиться от обманных видений и уверовать в исцеление. Сердце ласково просил не впускать в себя дурную кровь, а разогнать её поближе к кожным покровам. Почки – воспрянуть и изготовиться к доброй работе. Желудок и кишки получили строгий наказ принять в себя гнойные выделения и исправно вернуть их природе по первому же требованию Кукулуса.
Через два часа появились и глина, и моча, и вода горячая, и вода ледяная, и бадьи, и тазики. В мочу Кукулус насыпал травок из своего походного сундучка и приказал выпарить на огне шестьдесят шесть сотых
Напевая песенку о камерфрейлине Кармен, Кукулус сообщил изнывающему от неизвестности Силезио, что синьор Джакопо вполне сварился и теперь готов к тому, чтобы быть запеченным в тесте. Силезио пулей выскочил на улицу бороться с тошнотой, а ухмыляющийся Кукулус приказал своим импровизированным фельдшерам извлечь Пиччинино из горячей ванны. Кондотьера переложили на деревянные мостки, где уже был раскатан толстый слой глины. Тело Пиччинино погрузилось в глину на две ладони. Сверху его покрыли ещё одним слоем глины, так что на поверхности остались лишь глаза, рот и ноздри. Так Пиччинино продержали полчаса, пока кончик его носа, губы, а с ними и вся кожа из багровых не сделались угольно-черными и не начали источать отвратительный смрад.
Кукулус вышел на улицу и похлопал Силезио по плечу.
– Синьор Джакопо спекся. Теперь пора отжать из него яд застарелых грехов. Хотите посмотреть?
Силезио отважно закивал головой, но на пороге ему стало дурно и он повторно выбежал вон. Талантливый приват-доцент гоготнул, одел кожаную клювастую маску, в которой его дед гонял по Европе чуму, и вернулся к пациенту.
По его знаку Джакопо схватили за-руки-за-ноги и со всего маху швырнули в просторную лохань с кипятком. А потом, сразу же выхватив из непроглядного тумана – в воду ледяную.
Просторы процедурного зала огласились надсадным кашлем кондотьера и он открыл глаза.
– Чёрт бы вас подрал, святые Марк и Варвара-заступница! – проревел Пиччинино, пытаясь вырваться из крепких фельдшерских рук. – Куда это меня занесло?!
– Покайся, грешник! – набросился на него Кукулус, похожий в своей маске на одноногого василиска. – А не то в пекло тебя!
Тотчас же фельдшеры перебросили Пиччинино в кипяток.
– А-а-а-а! Клянусь сосцами Девы Марии, не убивал более двадцати раз и всегда после каялся!
– Врешь! Приговариваю тебя к вечному холоду! – распорядился беспощадный Кукулус.
Пиччинино снова оказался в ледяной воде. На пятый раз испуг кондотьера достиг наивысшей точки и началось извержение. Сквозь все поры кожи пошел смолистый гной. Из глаз хлынули горькие, жгучие слезы. Из ушей и горла – черная, зловонная кровь. Из поясничной чакры – особо тяжелые фракции кондотьерской кармы. Из лингама – застоялое семя.
Деревянные половицы, на которые попадали ядовитые выделения Джакопо, шипели и обугливались.
Кукулус увидел, что его работа закончена и от него более ничего не зависит. Он предоставил пациента самому себе и пошел утешать Силезио.
– Вот и всё, молодой человек. Кормите его первое время только вареной капустой без соли и приправ, через три дня можно перейти на каши из грубого необмолоченного зерна. На таком харче Ваш друг встанет на ноги через неделю.
Силезио бросился к Кукулусу с поцелуями, но доктор с мягкой улыбкой попросил вознаграждение деньгами и удалился.
Джакопо действительно встал на ноги через неделю, хотя уже на второй день категорически отказался от «отрубей» и потребовал свинины, да пожирнее.
С Джакопо сошла вся старая кожа. После линьки он даже несколько посвежел. Было лишь одно неприятное обстоятельство: яд всё-таки успел оказать своё разрушительное воздействие в области раны и Джакопо стал функциональным импотентом. Но Силезио не бросил своего возлюбленного. Они немного погрустили, а затем поменялись ролями, чем и внесли свою лепту в жизнеутверждающий пафос итальянского гуманизма.
Разумеется, официально оба покушения на Джакопо были списаны на происки миланского герцога. Патриотическое воодушевление венецианских нобилей и даже низкородных пополанов не знало границ. Армия была оснащена всем самым лучшим и дорогим. При выступлении в поход Джакопо и его верному другу подвели чистокровных арабских жеребцов – подарок Венеции своим героям.
Первое сражение Джакопо блистательно выиграл – миланцы рассеялись и бежали, ослепленные блеском доспехов, оглушенные ревом труб и грохотом артиллерии. Второе сражение за мост Арколи-виа-По Джакопо свел вничью – ветхое сооружение не выдержало веса броненосных авангардов двух армий и провалилось в реку к огромному облегчению остальных. Третье сражение Джакопо выиграл по геополитическим итогам. Руководствуясь оперативной аксиомой о ключевых позициях, он занял несколько высоток вокруг флорентийского лагеря и тем вытеснил неприятеля из оспариваемой долины с развитым подсечно-огневым земледелием.
На большее Пиччинино не хватило. Он вновь оскотинел, начал зверствовать в захваченных деревнях и тайно изменять Силезио со шлюхами при посредстве примитивных инженерных приспособлений. Фортуна отвернулась от венецианской армии.
В четвертом сражении флорентийская пехота под водительством нового канцлера Синьории Бартоломео Каза, при котором Никколо и Франческо Риарио состояли комиссарами, плотными колоннами атаковала рыхлый кондотьерский строй. Недавний дождь и болотистая местность помешали Джакопо использовать преимущества конницы, да он и не пытался этого сделать. Пиччинино бросил своих людей на произвол судьбы и бежал в соседнее герцогство Модена. Силезио еле удалось его догнать.
В бедной Модене их приняли радушно – генуэзцы безнаказанно грабили герцогство и городу требовался человек с хорошими организаторскими способностями. Неудачу Пиччинино с легкостью списали на погоду и всемирно известную трусость венецианцев. Мучения Джакопо от предательской стрелы и его чудесное исцеление значили много больше.
В Модене Пиччинино задержался аж на два года, а потом переметнулся в Сиену.
Все предшественники Пиччинино, кроме его отца, не отличались особой принципиальностью. Но только Пиччинино возвел беспринципность в ранг основополагающего принципа своей житейской философии. Он прославился как неутомимый и неуловимый оборотень, способный иногда выиграть кампанию, но со всей неизбежностью проваливающий войну. Зато Пиччинино всегда довольствовался вполне скромным вознаграждением и, вдобавок, иногда исчезал, не дождавшись окончательного расчета по контракту. Это позволяло работодателям сэкономить свои активы.