Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни
Шрифт:
Во втором томе Маркс описывает влияние капиталистического развития и инвестиций на общество и население промышленных районов — в томе первом он лишь вскользь коснулся этого вопроса. Он описывает систему, которая социально, коммерчески и политически деструктивна — так работают фабрики и заводы викторианской Англии, влияя и на каждого жителя, и на регион в целом.
Друзья Маркса в России ждали появления второго тома с 1867 года. Энгельсу так не терпелось передать им готовую книгу, что он послал Николаю Даниельсону листы верстки — еще до выхода книги из печати. Энгельс считал очень важным, чтобы книга разошлась в России как можно быстрее {13}. В 1883 году бежавшие из России в Швейцарию революционеры основали группу «Освобождение труда», чьей основной задачей стало распространение трудов Маркса в России {14}.
В феврале Эвелинг, Тусси и Уильям Моррис обратились к студентам Оксфорда от имени Социалистической лиги. Выступление было сорвано — кто-то использовал газовую гранату — но эти трое все равно были довольны вечером и покинули Оксфорд, оставив в его стенах новорожденный Клуб Маркса {15}. Такое общение с британской элитой было внове для Тусси. Она предпочитала улицы Ист-Энда, где условия жизни были еще более отвратительными, чем в Сохо и Сент-Джайлсе, когда туда впервые приехали ее родители.
Эвелинг, со своей стороны, затеял вечерние курсы по теории социализма в Вест-Энде, однако, когда в Лиге возникли вопросы, куда деваются собранные деньги, быстро поменял предмет своих лекций, занялся наукой и переехал севернее, на Тоттенхем-Корт-роуд. Теперь он мог взимать плату со слушателей без всяких осложнений {16}.
Эвелинг, вполне возможно, был социалистом — хотя бывшие товарищи сильно сомневались в этом, приписывая все его внезапно вспыхнувшие симпатии к социализму влиянием Тусси {17}, — однако скорее всего, он рассматривал движение с точки зрения выгоды и в качестве еще одного этапа своей карьеры. Социалисты привлекали лондонскую интеллигенцию левых взглядов, и Эвелинг без особого труда мог завести нужные связи для продвижения своих пьес в театр. Временами он честно и много трудился на благо социализма, но один из его современников говорил, что делает он это механически, без души {18}, и уже через два года пребывания в рядах социалистов все свои силы посвящает своей первой любви — театру… а также хорошеньким молодым актрисам, которых встречает на окрестных улицах.
В апреле доктора обнаружили у Эвелинга камни в почках, и он отправился отдохнуть на остров Уайт, поскольку полноценное путешествие они с Тусси себе позволить не могли {19}. Все это было хорошо знакомо Тусси — ее отец последнее десятилетие своей жизни провел, пытаясь поправить расшатанное здоровье, — и как и в случае с Марксом, она винила в болезни Эвелинга истощение и усталость. Она писала Лауре: «Помимо обычной работы «для хлеба насущного», его терзает постоянное беспокойство из-за Социалистической лиги. Мы с тобой с детства усвоили, что означает — посвятить себя делу «пролетариата». Тебе это объяснять излишне» {20}.
Это была первая из поездок Эвелинга, которые он совершил в одиночестве, — и отнюдь не все они были связаны с восстановлением здоровья. Было подозрение, что они связаны с другими женщинами — и изменами Эвелинга «жене» Элеоноре. Прямо на это ничто не указывает, но в этот период Тусси выглядит встревоженной. В июне она пишет Шоу, прося его приехать. Она говорит, что будет «очень благодарна», если он проявит сердечность, и спасет ее «от долгих дней и вечеров наедине с самой собой — человеком, от которого я более всего устала».
Тусси (и члены ее группы) познакомилась с Генриком Ибсеном и была заинтересована его работами. Ее привлекла вера норвежца в неотвратимость рока. В письме к Шоу она говорит, что находит очень глупым то, что люди считают пьесы Ибсена не имеющими четкого финала или не предлагающими никакого разрешения конфликта.
«Как будто в жизни все всегда заканчивается «хорошо» или «плохо». Мы играем наши маленькие драмы, комедии, трагедии и фарсы, а потом все начинается сначала. Если бы мы могли найти решения для всех наших проблем, жизнь наша в этом утомительном мире была бы абсолютно безбедной и счастливой» {21}.
В своем дневнике Шоу отмечает, что в том году пошли слухи о разрыве Тусси и Эвелинга {22}, и хотя нет никаких доказательств, что это произошло, письма Тусси того периода полны беспокойства по поводу их отношений. Она написала Олив Шрайнер: «С тех пор, как умерли мои родители, я знала так мало истинной — то есть чистой и беззаветной — любви. Если бы ты когда-нибудь бывала у нас дома, если бы видела моих отца и мать, знала бы, чем был для меня отец — ты бы лучше поняла мою тоску по любви, мое желание дать ее и получить взамен, мою острую нужду в чьей-то привязанности» {23}.
Заметно в ее словах и чувство вины. Через четыре года после смерти матери Тусси все еще занимается самобичеванием, виня себя в желании построить собственную карьеру и пренебрежении интересами семьи во время последних месяцев болезни Женни Маркс. Дочь Маркса не должна поддаваться буржуазной мелкой радости от личных достижений; прежде всего нужно думать о других — о тех, кто совсем рядом, и о тех миллионах вне пределов досягаемости, с которыми никогда не встретишься — ответственность за судьбу которых взял на себя ее отец. В отличие от своих сестер Тусси пыталась существовать в обоих этих мирах и боялась, что мать так ее и не поняла. Возможно, не понял ее и отец, однако в своем вечном стремлении идеализировать все, что с ним связано, Тусси утверждает, что это не так. В том же письме к Шрайнер она пишет: «Что до моего отца, то я в нем уверена! За долгие и трудные годы, полные лишений, между нами часто пролегала тень — когда-нибудь я расскажу тебе эту историю целиком — но наша любовь друг к другу всегда оставалась неизменной, и несмотря ни на что, мы всегда верили друг в друга и друг другу доверяли».
О Женни она пишет иначе.
«Мы с мамой страстно любили друг друга, но она не знала меня так хорошо, как отец. Одно из самых горьких сожалений в моей жизни — то, что она умерла, думая — несмотря на всю нашу любовь — что я слишком жестока и груба… Но папа — мы же с ним были так похожи!» {24}
Дочери Маркса выросли и повзрослели в необычной семье. Их родители, конечно, любили друг друга — почти фанатично — и преданность Женни Карлу была образцом самопожертвования. Каждая из дочерей примеряла эти отношения к своему собственному замужеству… однако ни одна не нашла ни беззаветной любви, ни готовности разделить пополам все трудности. Женнихен, Лаура и Тусси были увлечены мужчинами, каждый из которых сначала размахивал революционным флагом, а затем улетал прочь, словно красная комета, оставляя их сражаться в одиночестве.
«Эдвард ужинает сегодня с [одним критиком] и находится в очень приподнятом настроении, поскольку на ужине будут некоторые дамы. Я одна, и в каком-то смысле для меня облегчение — быть одной, хотя это ужасно. Можно только позавидовать таким, как Эдвард (т. е. французам и ирландцам). Они за час могут забыть обо всем» {25}.
Растерянность Тусси отражает ее внутреннее смятение, однако влияли на нее дискуссии, которые велись в их кругу — по вопросу отношения полов. Это нельзя было назвать опытом суфражизма — просто довольно интимные обсуждения жизни и человеческой натуры мужчин и женщин, в публичном и личном плане. Для товарищей Тусси было совершенно очевидно, что женщины традиционно подчинены мужчинам только потому, что они — женщины — во всем остальном они никак не уступают мужчинам: ни в силе, ни в таланте, ни в интеллекте, что могло бы определять их зависимое положение. Некоторые утверждали, что женщины — это последние добровольные рабы. Однако эта роль женщинам уже наскучила.