Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни
Шрифт:
Несмотря на все эти трудности, и речи не могло быть о том, чтобы оставить рукопись пылиться на полке. Она должна была быть опубликована. Смерть Маркса создала вакуум в теории рабочего движения, но посмертные публикации его статей, а также работы Энгельса могли бы обеспечить направление и ориентиры развития создающихся социалистических партий. Молодые последователи Маркса и без того уже неправильно интерпретировали многие его идеи и переписывали заново историю рабочего движения.
Среди подобных «переоценок» фигурировали, например, «хороший» Маркс и «плохой» Энгельс — в качестве его антагониста; оценки их роли были в значительной степени занижены {5}. Энгельс и родные Маркса буквально покатывались от смеха, когда один немецкий эмигрант в Америке пожелал удалить ссылку на прозвище Маркса — Мавр, поскольку счел,
«Если бы я обратился к нему как-то иначе, он бы счел, что что-то не так» {6}.
В отношении себя Энгельс вежливо, но твердо поправил одного просителя, упорно именовавшего его «доктором Энгельсом»: «Позвольте заметить, что я не являюсь «доктором», я — продавец хлопка и пряжи в отставке» {7}.
Тем временем за пределами дома полицейские регулярно патрулировали улицу в дни после похорон, пока шли поминки, и друзья посещали Энгельса. Энгельс писал Лауре: «Эти имбецилы, очевидно, полагают, что мы производим динамит, хотя на самом деле мы дегустируем виски» {8}.
Энгельс и Тусси были назначены литературными душеприказчиками Маркса. В этом качестве, с помощью верной Ленхен, они целыми днями копались в коробках и ящиках с заметками, блокнотами, рукописями, тетрадями, письмами, газетами и книгами, на полях которых Маркс вечно записывал свои мысли, возникающие при прочтении {9}.
Денежного наследства Маркс не оставил: практически все его состояние оценивалось еле-еле в 250 фунтов стерлингов {10}. Однако его записи — наследие всей его жизни — требовали изучения и обработки. Тусси была полна решимости разобрать всю старую переписку — и отобрать письма, в которых могли содержаться критические замечания по поводу Энгельса или сестер Бернс. Она писала Лауре: «Мне не надо объяснять тебе, что я приложу все усилия, чтобы оградить нашего доброго Генерала от вещей, которые причинили бы ему боль. Разумеется, все частные письма я откладываю. Они представляют интерес только для нас» {11}.
Маркс умер, но его дочери по-прежнему посвящали свою жизнь его защите.
Впрочем, Тусси нашла еще одного человека, которому требовалась ее преданность. Не вполне ясно, когда она встретила Эдварда Эвелинга, доктора зоологии, которому в марте 1883 года исполнилось 33 года. Эти двое могли встретиться где угодно — он входил в группу, постоянно встречавшуюся и работавшую в читальном зале Британского музея, выступал в 1880 г. на уличном митинге в поддержку ирландских заключенных и основателя Земельной лиги; кроме того, он участвовал в школьных выборах, на которых Тусси поддерживала женщину-кандидата. Он даже преподавал в Королевском колледже, когда там работал Лонге, и мог считаться частью журналистских кругов Лондона {12}. Эвелинг был замечен во всех областях, интересовавших Тусси, от политики до Шекспира и проблем секуляризации. Вдобавок к этому — и это наиболее важный момент — Эвелинг, по наблюдениям Джорджа Бернарда Шоу, был фанатичным поклонником Шелли, Дарвина и Маркса {13}.
Эвелинг утверждал, что впервые встретил Тусси 10 лет назад, когда она пришла на одну из его лекций вместе с отцом и матерью {14}. Однако доверять любой версии Эвелинга довольно трудно и опасно — единственное, что о нем известно достоверно, так это то, что он был прирожденным лжецом. Кроме того, у него была репутация известного соблазнителя дамских сердец, что являлось предметом зависти многих мужчин в их кругу. Бернард Шоу писал, что у Эвелинга «глаза и лицо ящерицы» {15}. Его описывали как «сурового… уродливого и даже отталкивающего». Один из современников писал: «Вряд ли кто-то может выглядеть хуже, чем Эвелинг» {16}.
И тем не менее ему требовалось не более получаса даже в присутствии любого лондонского красавца, чтобы завоевать любую женщину, которую он выберет {17}. Будущий сексолог Хэвлок Эллис, один из близких друзей Тусси, говорил об Эвелинге:
«Он источал необыкновенную ауру мужественности, интеллектуальной энергии, его поведение всегда было спонтанным и искренним, что в первый момент маскировало иные, неприятные черты» {18}.
Эвелинг был любовником знаменитой светской львицы Анни Безант, но в 1883 году обратил свой взгляд на Тусси. Она, в свою очередь, была в восторге от него, признаваясь подруге: «Эвелинг разбудил во мне женщину. Меня неудержимо тянуло к нему». {19} Тусси игнорировала даже то, что отпугнуло бы любую другую женщину, — Эвелинг был женат. Кажется, без всяких усилий этот человек, утверждавший, что он по рождению и ирландец, и француз (вдвойне притягательное обстоятельство для Тусси), вошел в ближний круг семьи Маркс {20}.
Во время изучения бумаг Маркса была найдена не только рукопись второго тома — множество текстов на тысячах страниц, в разном состоянии готовности. Энгельс не был этим обескуражен, он считал этот труд «делом любви», поскольку он вновь возвращал его к сотрудничеству со старым другом. Он рассказывал Иоганну Бехеру из Женевы, старому, еще со времен 1848 года, приятелю:
«Последние несколько дней я разбираю письма 1842–1862 годов. Когда я их читаю, прошлое проходит у меня перед глазами, снова оживая, и я вновь чувствую ту радость, которую мы испытывали, благодаря действиям наших противников. Многие наши проделки заставили меня плакать от смеха: по крайней мере, нашим врагам так и не удалось изжить наше чувство юмора» {21}.
Сколько бы радости не приносила ему эта работа, Энгельсу требовался помощник. Он не только взял на себя всю ответственность за публикацию теоретических трудов Маркса, он пытался справиться с лавиной переписки. Письмо за письмом — и в каждом было требование или просьба разрешить опубликовать поздние работы или выдержки из них, а также рекомендации по работе движения. Британское издательство проявило интерес к английскому изданию первого тома «Капитала» — без сомнения, триумф… но и тяжкая ноша. День за днем, ночь за ночью Энгельс работал без устали, расшифровывая записи Маркса, и эти усилия негативно сказывались на его зрении. Конечно, под рукой всегда была Тусси, но ее время подразделялось на учебу, работу и две газеты, которые она редактировала совместно с Эвелингом {22}. При этом предпочтение, разумеется, отдавалось последнему.
Социолог и экономист, Беатрис Уэбб, встречалась той весной с Тусси в Британском музее и описала ее в своем дневнике как «миловидную, не очень опрятно, но живописно одетую, с черными кудрявыми волосами, разлетающимися за спиной… Ясные глаза, полные жизни и доброжелательности — однако неправильные черты лица, а выражение и цвет его указывают на нездоровый, чрезмерно экзальтированный образ жизни, поддерживаемый стимуляторами и наркотиками».
Уэбб не стала фанаткой Тусси Маркс. Она говорила, что спорить с ней бесполезно, особенно о религии. Тусси не одобряла Христа лишь в одном — в том, что до распятия он усиленно молился, чтобы чаша сия миновала его — в ее глазах, это было проявлением недостатка героизма. Уэбб просила Тусси разъяснить ей идеи социализма, однако Тусси отказалась, сказав, по словам Уэбб: «С тем же успехом я могу просить вас разъяснить мне теорию механики» {23}.
Это нехарактерное для Тусси проявление высокомерия многими с тревогой связывалось с растущим влиянием на нее Эвелинга. Не в силах больше полагаться на ее помощь, Энгельс обратился к Лауре.
Он убеждал ее, что свободного времени у нее все равно полно, и ничто не мешает ей временно переехать в Лондон. Поль сидел в тюрьме из-за речи, которую он произнес прошлой осенью, когда Лаура и Маркс были в Швейцарии {24}.
Путь Лафарга в тюрьму — путь великого позера. Они с Гедом игнорировали приказ явиться в суд Монлюсона, города к югу от Парижа, где, собственно, и была произнесена означенная речь. Ордер на их арест был выписан должным образом, однако Лафарг заявил, что явится в суд, только если ему оплатят дорогу и предоставят большой зал, в котором он сможет сделать официальное заявление. Затем он опубликовал письмо в магистратуру, в котором сравнил свои социальные сатиры с творчеством Джонатана Свифта {25}. Его резко высмеял за это даже собственный тесть, тогда еще живой Маркс {26}, а в декабре его все-таки арестовали, но освободили под подписку до суда. В марте, присутствуя на похоронах Маркса, Лафарг снова был задержан и выслан {27}. Он вернулся во Францию, апелляция была отклонена, и уже в мае 1883 он был на пути в знаменитую тюрьму Сан-Пелажи, расположенную на востоке Латинского квартала, — где и должен был отбыть 6 месяцев заключения {28}.