Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни
Шрифт:
Она написала Каутскому, что книга Либкнехта может только помочь лучше понять Маркса, потому что «Маркс-Человек известен менее всего и более всего недооценен» {48}. Она даже согласилась на публикацию некоторых личных писем, хотя это было для нее очень болезненно, и она знала, что отец ненавидел, когда «личную жизнь мешают с политикой» {49}. Прожив жизнь во лжи и узнав об этом так недавно, Тусси стремилась к тому, чтобы хоть часть правды стала известна.
Это стремление в полной мере выразилось через несколько месяцев. В июле Тусси устроила в своем доме вечеринку для делегатов конгресса Интернационала. Немецкая социалистка Клара Цеткин, ставшая близкой подругой Тусси, описала ту сцену много лет спустя директору Института Маркса и Энгельса в Москве. По ее словам, Тусси обещала большой сюрприз, а затем подвела ее к моложавому, слегка сутулому человеку. «Вот, дорогая Клара, позволь познакомить тебя с моим сводным братом — это сын Нимми [Ленхен] и Мавра».
Цеткин была потрясена, не говоря уж о Фредди, поэтому потом они говорили в основном о политике, а не о личном. Позднее, тем же вечером Тусси сказала Кларе, что хотя ее отец и Энгельс солгали, они поступили верно, потому что мать, несмотря на огромную любовь к Марксу, не пережила бы этого предательства и скандала. Однако Тусси сердилась, что отец не рассказал все своим дочерям после смерти Женни. Цеткин возразила, что он был в отчаянии от потери жены, а потом и Женнихен, что просто не думал об этом — но это не убедило Тусси. Для нее слишком тяжело было признать, что отец был настолько безволен. Тусси сказала, что сожалеет о том, что не знала про Фредди раньше, потому что в этом случае они могли бы сойтись еще ближе — хотя она и теперь постарается наверстать упущенное время {50}.
К концу 1896 года Тусси, казалось, примирилась с тайнами прошлого своей семьи. Она испытывала глубокое сожаление, на сердце у нее остались шрамы… но, как и ее мать, она научилась жить с ними. Вынужденно, — но Тусси пришла к выводу, что человек может быть великим и иметь недостатки, а еще может ошибаться — и все же быть достойным любви. Это оказалось верным в отношении ее отца, и она хотела верить, что это так же верно в отношении Эвелинга.
52. Лондон, 1897
Я не думаю, что ты и я были особенно плохими людьми — и тем не менее, дорогой Фредди, у меня такое чувство, что нас за что-то наказывают.
В январе Эвелинг занялся постановкой одной из своих пьес, чтобы набрать денег для научных курсов, которые он собирался организовать. С ним вместе играла 22-летняя дочь учителя музыки по имени Ева Фрай — впрочем, это была та же самая актриса, которая год назад выходила с ним вместе на сцену под именем Лилиан Ричардсон {2}. Эвелинг, которому исполнилось 47, был невероятно горд, что все еще способен увлечь молодую красивую женщину, вдвое младше себя. Его жизнь с Тусси превратилась в деловые отношения, а теперь, после смерти Энгельса, стала еще и удобной. Кроме того, Тусси уже не была той «стройной и очень привлекательной девушкой», как назвал ее когда-то один русский революционер. С годами она раздалась и стала ниже ростом. Кроме того, она становилась все больше похожа на своего отца. Если ее когда-то и называли красавицей — то говорили, скорее, о внутренней красоте. Одним словом, Тусси была полной противоположностью актрисе из Вест-Энда — что, по-видимому, и привлекло Эвелинга.
Курсы он организовал недалеко от театрального квартала, и это стало поводом допоздна задерживаться в городе, а также возможностью сблизиться с Евой. Вероятно, Эвелинг совершенно потерял голову. В течение многих лет он был известен своими связями с женщинами — и довольно бесцеремонным отношением к ним. Но в случае с Евой ему захотелось большего, чем просто флирт. Возможно, причина крылась в возрасте — он мог бояться, что Еве вскоре наскучит пожилой поклонник, не имеющий реальных перспектив в театре. А возможно, его любвеобильность была усилена болезнью — более двух лет он страдал от абсцесса и чувствовал себя не лучшим образом.
Какова бы ни была причина, Эвелинг женился на Еве 8 июня в Челси, где она проживала. В свидетельстве о браке он значился как Алек Нельсон, вдовец. Никаких упоминаний о «жене» Элеонор, с которой он по-прежнему жил {3}. В конце июня он отправился отдыхать в бухту Святой Маргариты, сказав Тусси, что едет по настоянию врачей, — на самом деле это был его медовый месяц с Евой {4}. Он отсутствовал две недели, а по возвращении в Лондон спокойно вернулся в их с Тусси дом на Джус-Уок. Однако в августе он все-таки съехал. Он забрал из дома все, что можно было продать, и не оставил Тусси своего адреса, сказав, что ей незачем его искать, но если понадобится, то она всегда может узнать его у кого-то из актеров {5}.
Резонно предположить, что за прошедшие между женитьбой на Еве и отъездом из Сайденхэма недели в доме были постоянные ссоры. Также резонно предположить, что за время развития его романа с Евой отношения с Тусси обострились до предела. И все-таки вряд ли что-то могло подготовить Тусси к такому мерзкому и бессовестному поступку Эвелинга. Она не знала причин — она знала только то, что он ушел от нее. Тусси пишет Фредди отчаянное письмо, в котором просит пойти на митинг, где может оказаться Эвелинг; «Если он там будет, ты мог бы с ним поговорить — не убежит же он от тебя при всех!» Она написала Эвелингу множество писем и передавала их через знакомых актеров — он не отвечал. Она говорила Фредди, что знает: писать Эвелингу — непростительная слабость, но «никто не может так запросто стереть из жизни 14 лет, как будто их и не было вовсе» {6}.
Неизвестно, нашел ли Фредди Эвелинга, однако на следующий день Тусси получила от Эвелинга записку: «Я возвращаюсь. Должен быть дома завтра рано утром». За запиской последовала телеграмма: «Буду дома в час тридцать, наверняка».
После его возвращения Тусси написала Фредди, что ее «муж» казался удивленным, что она не бросилась к нему на грудь. «Он не сказал ни слова в свое оправдание и ничего не объяснил. Поэтому я сказала, что мы должны обсудить некоторые дела, и что я никогда не забуду пережитого унижения. Он ничего не ответил». Тусси попросила Фредди прийти к ней и присутствовать при разговоре с Эвелингом {7}. Упоминается также адвокат Артур Уилсон Кросс, который занимался имуществом Энгельса и писал завещание Тусси {8}. К сожалению, многое в этих письмах недосказано, и у нас не сохранилось ответа Фредди, поэтому можно только предполагать, что происходило в Сайденхэме. Если в конфликт был вовлечен Фредди, значит, дело касалось вопросов об отцовстве Маркса; присутствие Кросса могло указывать на желание Тусси изменить завещание в пользу Фредди — то, от чего Эвелинг должен был прийти в ярость (к тому времени Эвелинг уже промотал половину денег Тусси, доставшихся ей после смерти Энгельса два года назад). Вынужденный жить на два дома, Эвелинг мог пытаться шантажировать Тусси, угрожая опубликовать историю рождения Фредди, с тем, чтобы Тусси не лишила его денег. Одно дело — когда тайну Фредди знали некоторые товарищи по партии, и совсем другое — сделать ее достоянием общественности…
2 сентября Тусси пишет Фредди: «Приходи, если это возможно, сегодня вечером. Ужасно стыдно взваливать на тебя эту ношу, но я совершенно одна и я в ужасном положении — перед угрозой либо полного разорения до последнего фартинга, либо ужасающего позора перед всем миром. Это ужасно. Хуже всего, что я вообще могла представить. Мне нужно с кем-то посоветоваться. Я знаю, я должна принять окончательное решение… Поэтому, дорогой, дорогой Фредди, приходи! Я разбита. Твоя Тусси» {9}.
Фредди глубоко презирал Эвелинга, поэтому его должно было глубоко ранить то, что Тусси и Эвелинг пришли к согласию и остались вместе.
В конце сентября они уехали к Лафаргам в Дравей погостить в новом доме. Лаура не заметила никакого напряжения, а Тусси ничего не рассказывала о своих болезненных переживаниях этого лета. Единственным человеком, знавшим всю историю от начала и до конца был Фредди.
Вернувшись в Лондон, Тусси немедленно погрузилась в работу, помогая Инженерному обществу, добивавшемуся 8-часового рабочего дня. Эту забастовку она называла «гражданской войной» {10} — теперь ее речи были еще более радикальны, чем прежде, возможно, отражая ее настроение… Уильям Коллисон, основатель Ассоциации свободного труда, возобновил свою дружбу с Тусси в этот период {11}. Они были знакомы с 1890 года, когда она участвовала в подготовке первой маевки в Лондоне и учила «прекрасного человека» Уилла Торна читать и писать. Коллисон говорил о ней, что Тусси отрицает религию, — но ведет себя, как истинная христианка. К несчастью для нее, она связалась с «моральным уродом… Его «слабости», которые она прощала ему и оправдывала тем, что они были бедны, лишь усилились, когда он попал в царство относительного достатка. Он стал невыносим, и все же она его терпела» {12}.