Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни
Шрифт:
Женни не вставала с постели, принимая каждый час по ложечке бренди и портвейна, чтобы успокоиться. Для Франциски она наняла кормилицу — потому что боялась, что девочку постигнет участь Фокси, если Женни будет кормить ее сама, находясь в состоянии такого стресса {56}. Ленхен заботилась об остальных детях. Лаура и Эдгар были еще слишком малы, чтобы почувствовать напряжение в доме, но Женнихен, которой в мае исполнялось 6 лет, уже вполне могла чувствовать его, хотя и вряд ли понимала. С первых своих фотографий смотрит она взволнованным взглядом ребенка, испуганного и уставшего от взрослых бед.
Она была бледная и худенькая, с огромными темными глазами, казавшимися еще больше, чем были на самом деле. Годы спустя она говорила Лауре, что с детства «привыкла держать в себе все, что меня огорчало. Я не могу говорить о том, что причиняет мне боль» {57}.
Маркс вернулся в Лондон ко дню рождения Женнихен, 1 мая. С того периода не сохранилось ни единой строчки писем о том, что было решено насчет ребенка Ленхен — но и так понятно, что Энгельс согласился взять вину на себя {58}. Оба друга должны были прийти к этому логичному решению. Энгельс никогда не заботился о своей репутации, особенно в отношении женщин. И, учитывая эту самую репутацию, история с беременностью Ленхен никого бы в эмигрантских кругах не удивила. Это даже в каком-то смысле спасло бы саму Ленхен от позора; даже сплетники сказали бы, что ее соблазнил настоящий эксперт. Это была ложь, на которую Ленхен согласилась.
Поверила ли Женни? Нельзя сказать наверняка. Но можно ли представить, что при таком тесном и близком сосуществовании на протяжении долгих лет она не знала правду? У них с Марксом был долгий брак, они с Карлом были больше чем просто близки. Любые проступки, совершенные в отсутствие одного из них, можно было бы скрыть лишь на время, но потом все тайны становились явью; она догадалась бы по взглядам, даже по молчанию. Женни угадала бы ложь мгновенно. Женщина в таких обстоятельствах сразу понимает, что муж ей изменил, даже если очень не хочет в это верить.
Единственное упоминание Женни о беременности Ленхен выглядит загадочно. В своих мемуарах она пишет: «В начале лета 1851 произошло событие, о котором я не хочу распространяться подробно, хотя оно значительно способствовало увеличению наших проблем как личного, так и житейского характера» {59}.
Маркс всегда гордился своим умением отринуть личные проблемы ради работы и высоких целей, но той весной ему нужно было бы быть сделанным из стали, чтобы пережить подобное потрясение. Его семейная драма достигла трагического крещендо, и одновременно он узнал, что его коллеги по Коммунистическому союзу арестованы в Пруссии. Один за другим они попадались в сети, расставленные братом Женни. Первым был задержан в Эльберфельде портной Петер Нотьюнг, это произошло 10 мая. Полиция нашла у него документы, благодаря которым за восемь дней было арестовано еще несколько человек. Среди них — Лесснер, уехавший из Лондона под чужим именем, чтобы вести революционную пропаганду в Пруссии; Герман Беккер, начавший в апреле публикацию работ Маркса; Роланд Дэниэлс, кельнский доктор, помогавший в 1848 году Женни и Марксу найти квартиру в Кельне; и Генрих Бюргере, когда-то приехавший вместе с Марксом из Парижа в Брюссель. 12 сподвижников и товарищей Маркса обвинили в государственной измене и попытке государственного переворота. 11 из них были арестованы {60}. Единственным, которому удалось бежать из Пруссии, был Фрейлиграт, приехавший в Лондон на третью неделю мая {61}. Вскоре начали приезжать и другие, опасаясь арестов. К концу июня большинство из так называемой «партии Маркса» оказались либо в прусских тюрьмах, либо в изгнании в Лондоне.
В письме Энгельсу Маркс обвиняет в случившемся людей Виллиха. Он говорит, что игры в революцию и громкая показуха разозлили прусские власти. «Эти надутые пузыри прекрасно знают, что нет ни заговора, ни даже какой-то реальной цели… Все они лишь хотят казаться опасными… Была ли когда-нибудь такая партия, чьей единственной целью было бы покрасоваться?!» {62}
Перед самым арестом Дэниелс успел отправить Марксу анонимное письмо, поручив ему избавиться от всех компрометирующих материалов, потому что готовятся обыски и в Англии. Маркс велел Энгельсу все сжечь, а самые важные документы спрятать у Мэри. Энгельс выполнил указание, а затем уехал в Лондон, чтобы быть с Марксом и друзьями {63}. Здесь он пробыл с 31 мая по 15 июня, и хотя основные цели его визита были политические, он, без сомнения, внес успокоение в нервную жизнь семьи накануне рождения ребенка Ленхен, заодно укрепив впечатление, что именно он и является отцом. Впрочем, рождения ребенка он так и не дождался, вернувшись в Манчестер {64}. Ленхен родила сына 23 июня 1851 года. Она назвала его Генри Фредерик, коротко — Фредди {65}.
Маркс пытался спастись от проблем бегством в свой любимый читальный зал, чтобы поработать там над книгой — в этом году он исписал уже 14 тетрадей {66}, — однако в письме к Энгельсу он признается, что напряжение дома и чрезвычайные финансовые затруднения делают какие-либо занятия невозможными.
«Дом напоминает крепость на осадном положении. Ночи напролет я провожу в отчаянии и злых слезах. Разумеется, я почти ничего не могу сделать. Мне жалко мою жену. Основная ноша легла на ее плечи, она права. Промышленность гораздо более продуктивна, чем брак. В довершение всего, как ты помнишь, по природе я очень нетерпелив, временами даже нетерпим, и потому часто теряю выдержку» {67}.
Ленхен не записывала ребенка до августа, целых 6 недель после рождения. Когда же сделала это, то указала только себя в качестве матери, на месте имени отца остался прочерк. Неясно, жила ли она в этот период на Дин-стрит вместе с ребенком {68}. Женни писала Стефану Борну, что Ленхен съехала, но, кажется, ненадолго {69}. В любом случае этот период был пыткой для всех участников. Останься Ленхен в квартире, съехай с нее — все это одинаково вызвало бы подозрения. Сообщество, которое Маркс беспощадно атаковал после арестов членов Союза, гудело от слухов. А над всем этим стоял личная трагедия Ленхен и Женни. Если бы Ленхен ушла от Марксов, она порвала бы с единственной семьей, которую могла считать своей, и осталась бы в чужой стране совершенно одна, даже не говоря по-английски, — либо принуждена была бы вернутся в Рейнланд, опозоренная. Для Женни же Ленхен всегда была лучшей и незаменимой подругой и помощницей. Да и кто, кроме Ленхен, согласился бы разделить с ними их нищенскую жизнь, не требуя взамен ни гроша?
В письме от 2 августа Вейдемейеру, через день после рождения Фредди, Маркс жалуется на обстоятельства, перекладывая всю вину за случившееся на других.
«Как вы можете видеть, положение мое ужасающе. Жена моя может просто не выдержать, если все будет идти без изменений. Постоянные тревоги, бесконечная и ежедневная борьба за существование истощили ее; в довершение всего мои противники высказывают гнусности обо мне; никогда еще их нападки не были так яростны — стремясь отомстить за собственное бессилие, они позволяют себе бросать подозрения частного характера и распространять обо мне немыслимо гадкие слухи… Разумеется, я мог бы обратить все это в шутку и не позволил бы ни на миг прервать мою работу, но, как вы видите, жена моя совсем плоха и измучена домашними неурядицами… и все это ежедневное злобное пыхтение демократической клоаки не добавляет ей бодрости. Бестактность некоторых людей поистине колоссальна» {70}.
Печальная глава жизни, посвященная беременности Ленхен, закончилась так же туманно и непонятно, как началась. Где-то в августе она передала Фредди на попечение семьи Леви, проживавшей в Восточном Лондоне, районе, печально известном своей бедностью даже по сравнению с Сохо {71}. Семье нужны были деньги, и, по некоторым сведениям, их давал Энгельс {72}. Фредди вырос вдали от своей матери и семьи Маркс, Ленхен вернулась на Дин-стрит. Маркс, Ленхен и Женни достигли молчаливого согласия; их взаимная зависимость была слишком велика, чтобы ее могла разрушить нежелательная беременность. Это соглашение позволило им внешне зажить прежней жизнью, однако душевные раны все еще болели, а слухи вокруг не утихали, и это, что бы Маркс ни говорил Вейдемейеру, влияло на его работу.
В середине августа была опубликована новая клевета. Лондонский немецкий еженедельник предположил, что Маркс пишет для реакционных газет в Пруссии и является шпионом своего зятя Фердинанда {73}. Маркс направил в газету опровержение, говоря, что эти обвинения абсурдны и что только профессиональные связи Фердинанда фон Вестфален привели к аресту издателя Маркса и запрещению продаж «Ревю». Однако эти усилия ни к чему не привели. Журналист, на имя которого Маркс направил письмо с опровержением, был австрийским шпионом, поэтому единственными читателями Маркса остались полицейские. Опровержение Маркса осталось ненапечатанным {74}.