Карл Радек и германская революция
Шрифт:
Итак, акценты были расставлены - руководство партии находилось на пороге первой дискуссии о «троцкизме», и проблемы мировой революции неизбежно отодвигались на второй план. Пятаков был среди 46 подписантов, за что его три недели спустя по-отечески пожурил Сталин: «Вы уехали, "наделав" с Львом Давидовичем известный документ», а нам пришлось здесь все улаживать25 . Подписи Ра-дека под письмом от 15 октября не было, но он тоже не спешил отправляться в Германию.
Имея за плечами двадцатилетний опыт фракционных интриг и идеологических
«Кризис партийный, который в других условиях не представлял бы для партии смертельной опасности, теперь означал бы смертельное поражение Советской «России и германской революции». Радек требовал от Политбюро запрета дискуссии и достижения компромисса с Троцким путем предоставления последнему поста Председателя совета военной промышленности. Понимая, какого накала достигла взаимная неприязнь оппонентов, он пытался использовать последний аргумент - брошенные на произвол судьбы компартии Запада. Все это было облечено в форму ультиматума, неслыханного в практике РКП(б), привыкшей к роли кормилицы и наставницы по отношению к иностранным коммунистам.
«Я заявляю Политбюро, что если спора не удастся локализовать в Политбюро, а в крайнем случае в ЦК, если будет угрожать опасность сделать его публичным, то я обращусь к руководящим товарищам западноевропейских компартий с требованием их немедленного вмешательства с целью остановить это безумие… Русский ЦК отказывается от своей руководящей роли в Коминтерне, если он теперь не в состоянии собственной внутрипартийной дисциплиной, политикой необходимых уступок избегнуть рокового конфликта. А если дело так обстоит, то наши братские западноевропейские партии имеют право и обязанность вмешаться, как вмешивалась русская партия в их дела. Я убежден, что ни один из членов ЦК не откажет мне в праве это сделать, ибо это было бы отрицанием интернационала»26 .
В этих словах звучал не только политический расчет, но и искреннее обращение к традициям международной солидарности, на которых держалось социалистическое движение Европы с середины прошлого века. Обращение это вряд ли могло быть правильно понято - ее большевистская трактовка далеко ушла от идеологии первых Интернационалов. Заложенная в уставе Коминтерна идея «всемирной партии пролетариата» с правом вмешиваться во внутренние дела любой из своих национальных секций, была реализована лишь наполовину. Пролетарская солидарность превратилась в улицу с односторонним движением, по которой из Москвы на Запад и Восток продвигались ценности «мирового большевизма». Так и не дождавшись ответа на свой ультиматум, Карл Радек отправился организовывать революцию в Германии.
Решение Политбюро от 4 октября, о котором лишь частично проинформировали представителей пяти компартий, отдавало все бразды правления «четверке». Роль немецких коммунистов сводилась к беспрекословному исполнению ее указаний. Робкие попытки оспорить такое разделение функций ни к чему не привели. Представитель ЦК КПГ в Москве Э. Хернле обратился 19 октября за разъяснениями к Зиновьеву и докладывал об итогах этого разговора следующее: «выяснилось, что теперь решения, которые русские товарищи принимают в своем кругу, будут напрямую направляться в Германию и мы, как представители германской партии, практически выведены из игры»27 .
22 октября Карл Радек прибыл в Дрезден. Дни, проведенные им в Москве и потраченные на поддержку Троцкого, стали последними для социалистических министров Саксонии. Опасаясь распространения «красной заразы», берлинское правительство приняло решение о введении туда войск и провозгласило военное положение. По иронии судьбы, Радеку, приехавшему с подложными документами, был заказан номер в лучшей гостинице Дрездена, где разместился штаб командующего частями рейхсвера генерала Мюллера. Пикантность ситуации завершал приезд в Дрезден в тот же день жены Ф.Ф. Раскольникова Ларисы Рейснер, с которой Радека связывали личные отношения. Подобные сюжеты украшают до сих пор популярные на Западе романы о «флибустьерах мировой революции»28 .
Последующие дни стали звездным часом политической карьеры Радека. Обладая полномочиями российского Политбюро, он чувствовал себя фактическим лидером германской компартии. После того как членов ЦК КПГ удалось эвакуировать из Дрездена в Берлин и разместить на конспиративных квартирах, вопросом номер один стала техническая подготовка вооруженного восстания. 23 октября в рабочих районах Гамбурга коммунистические отряды захватили несколько полицейских участков, но не были поддержаны даже в масштабах одного города и отступили.
Поступавшие в Коминтерн летом-осенью 1923 года доклады о десятках тысяч вооруженных немецких пролетариев оказались сплошной фикцией. Несмотря на то что солидный денежный фонд на вооружение был исчерпан, в наличии оказалось лишь около тысячи винтовок29 . Тем не менее созданный по образу и подобию большевистского штаба в октябре 1917 года военно-революционный комитет КПГ высказался за немедленное вооруженное восстание. Радеку стоило немалых усилий предотвратить бессмысленное кровопролитие.
Его доклады, регулярно направлявшиеся в Политбюро и ставшие уникальным источником по истории «германского Октября», рисовали весьма печальную картину: в партии царила «полная неразбериха», «члены ЦК бегали как овцы»30 . Вместе с прибывшим чуть позже в Берлин Пятаковым Радек попытался наладить хоть какое-то подобие революционной дисциплины. Был отстранен от дел коминтерновский эмиссар А. Клейне, ответственный за закупки оружия и посылавший в Москву фантастические отчеты о его запасах в руках КПГ. Вторым материальным условием победы германской революции, с точки зрения Политбюро ЦК РКП(б), являлся «русский хлеб».