Карлики-великаны
Шрифт:
– У нас есть два варианта дальнейших действий: либо мы идем открыто и провоцируем вооруженные силы на боевые действия, либо совершаем партизанский рейд по тылам условного противника. Оба варианта одинаково неприемлемы, поэтому предлагаю третий: идти открыто, но ночью, когда нас не будет видно.
– Гениально, – съязвил Громыхайло. – Вы умны, как моя пятка.
Но умное слово “геноцид” быстро успокоило Прохердея.
Ночи дожидались на соседнем островке, который и названия-то не имел.
Влас допытывался, почему острова назвали Курилльскими, и в конце концов Ванзайц объяснил пытливому отроку, что вулканическая активность в этом районе некогда была крайне высока, и острова, которые, по сути, являются вулканами, до сих пор выпускают время от времени клубы дыма, будто курят. Как бы в подтверждение лекции, остров вычихнул высоченный фонтан сажи, земля под ногами дрогнула, и путешественники спешно убрались прочь.
– Теперь Еппонии не поздоровится, – потер руки Мумукин.
– Почему? – удивился Влас.
Последовала короткая лекция о цунами, которые случаются в Еппонии, едва чихнет какой-нибудь курилльский остров. Мальчик только головой покачал – злорадства Тургения он не понимал и не разделял. Он сказал, что плохо радоваться чужой беде. На это Прохердей ехидно прокряхтел:
– Ой-ой, какие мы нежные! – И тут же огреб щелбан от Мумукина, которому стало стыдно за его недостойное поведение.
Наконец стемнело, и диссиденты… вернее, уже диверсанты, при поддержке тяжелой пехоты в лице великана, полезли на стену. В куполе неба ярко светился прямоугольник двери: очевидно, с той стороны был день. Влас двигался на удивление тихо и мягко, и, возможно, никто бы его не заметил, но в тот момент Громыхайло опять сподличал:
– Ни хрена себе ворота! – восхитился он.
– Стой, кто идет? – испуганно пискнул часовой.
Мумукин закрыл глаза, Хольмарк попытался влезть в ухо Власу, мальчик растерянно сел: одна нога снаружи крепости, другая – внутри, и только Трефаил сохранил присутствие духа:
– Здорово живешь, служивый. Где тут у вас продовольственный склад?
– Что ты несешь, еппонский бог?! – зашипел на товарища Тургений, но
Трефаил лишь отмахнулся.
– Руки вверх! – щелкнул клапан затвора.
У Мумукина на лбу выступила испарина. Он-то помнил, что примерно в этом месте находилась паровая зенитка. Сейчас как жахнут вслепую.
– Брат помирает, ухи просит… – не унимался Сууркисат.
– Чего? – Голос насторожился.
– А что я сказал? – удивился Трефаил.
– Про брата, про уху, – напомнил служивый.
– А, ну да… Просит, понимаешь… помирает потому что.
– А при чем тут склад? – В темноте щелкнул клапан парового ружья.
– Умираю, есть хочу! – заревел Влас. Он понял, что надо валять дурака вместе с Трефаилом, или дело кончится плохо.
Чиркнула спичка, запыхтел карманный паровой фонарь, и диверсанты предстали перед часовым во всей красе.
– Ёптель, – изумился часовой, вытаращившись на кинконга. – Кто это?
– Мальчик, – объяснил Хольмарк.
– Вижу, что не девочка. Чего так разнесло?
– Так ведь есть хочет, с голоду пухнет, – оправдался Трефаил.
И тут счастливая мысль посетила голову Тургения:
– Потому что еппонский бог!
– А чего ему здесь надобно?
– С официальным дружественным визитом в Соседский Союз прибыл известный еппонский бог и городовой Мама. Цель пребывания – договор о совместном использовании эпической силы в мирных целях.
– Ёптель! – Часовой пригляделся к диссидентам. – Вы, что ли, Мумукин с Трефаилом?
Едва Люлик услышал от аборигенов, что Тургений и Сууркисат отправились на Куриллы, сердце контрабандиста болезненно сжалось.
Чертовы герои-освободители явно узнали про месторождение брюликов и теперь собираются прибрать копи к своим рукам. Так что Донту и
Лысюке не пришлось принуждать Касимсотов к дальнейшему преследованию: братья закусили удила и не без оснований полагали, что скоро все закончится. По крайней мере – для Мумукина с Трефаилом.
Небо над Архипелагом расчистилось окончательно, что лишний раз подтверждало правоту Нямни – ни одна сволочь не работала. Впрочем, не работали и хорошие люди. Единственные, кто не перестал коптить небо, – это парторги, ибо самоотверженные паровые типа организмы не могли оставить общественный порядок без присмотра. Но, как ни странно, беспорядков пока не случалось: народ бесцельно шатался, таращился на голубое небо и разбирал паровые агрегаты, как позорное наследие кровавой Хэдэншолдэрсовой диктатуры.
Биркель, правда, пытался отговорить островитян от этого шага:
– Работать на чем будете?
– Не будем работать, – отвечали жители Хоркайдо. – Зае…ло.
– А кушать что будете?
Островитянам понадобилось прожить при паровом режиме ровно пятьдесят лет, минута в минуту, чтобы дожить до этого мгновения. И они почувствовали себя непобедимыми, когда четко и ясно ответили:
– Дерьмо.
Пойди, поспорь с такой аргументацией! Кроме того, впереди маячила картина всеобщего экономического упадка, поэтому…
– Мы должны поторопиться! – зашептал Люлик брату. – Не знаю как, но эти придурки пронюхали про бриллианты. Если они захватят месторождение, нам кердык – этот их бог выгребет все подчистую.
И “Ботаник” на всех парах поспешил за дисси… нет, уже за национальными героями.
Конец был близок.
Часовой представился Тяпницем Боринсоновичем Курзо (можно Тяпа).
Раньше он охранял целого гейнерала, а потом пришел Кафка и сказал:
“Твоя нужен Большому Папа”, и Тяпу поставили сюда, типа стратегический объект охранять. А какой тут стратегический объект, когда всюду написано: “Угольный бассейн острова Укко. Резерв”?