Карнавал судеб
Шрифт:
— Нестабильности! — Ноздри Тонио затрепетали от негодования. — Горстка недобитых коммунистических выродков с самодельными базуками! Жалкий сброд! Мы знаем, как с ними разобраться… — Он похлопал по своему револьверу и улыбнулся: — Быстро и надежно. Однако если пожелаете, мы можем удвоить охрану актеров.
Было бессмысленно доказывать ему, что американские артисты вряд ли почтут за счастье работать в условиях военного положения…
После заката солнца они отправились ужинать — «по-семейному», как выразилась Ким. На самом же деле трапеза была сервирована в огромной столовой, обставленной
Несмотря на отменное качество блюд, Питер не хотел есть: он был слишком поглощен наблюдением за хозяином и хозяйкой, особенно за хозяином, причем интерес его был в большей степени профессиональным, то есть с точки зрения психиатра.
Их беседа касалась самых общих тем: спорт, путешествия, последние фильмы, места в Париже, где лучше всего кормят, новый американский президент, которому Тонио, по его собственным словам, горячо симпатизировал.
— Он правильно понимает, какой вред приносит эта коммунистическая зараза!
В середине трапезы в столовую проскользнула маленькая собачонка Ким — в надежде выклянчить что-нибудь вкусненькое. В глазах Тонио загорелись опасные огоньки, и на мгновение Питеру показалось, что он сейчас выхватит свой револьвер и уложит на месте несчастного щенка. Очевидно, Ким тоже подумала об этом, потому что резко вскочила.
— Я выведу его… — со страхом пробормотала она.
— Нет необходимости, мой ангел. — Тонио щелкнул пальцами, и лакей удалил из комнаты маленького нарушителя спокойствия.
— Я обожаю животных, — с улыбкой сообщил Тонио, — но только не в столовой — тут их присутствие неуместно, а кроме того, и негигиенично.
Ужин кое-как подошел к концу, и на столе появился хрустальный графин.
— «Кокберн» 1923 года, — сказал Тонио. — Я знаю, как англичане любят хороший портвейн!
Однако Питер отказался отведать чудесный напиток, сославшись на то, что утром ему надо рано вставать.
Он сожалел только о том, что ему так и не представился шанс поговорить с Ким наедине и предупредить, что ее супруг, очень может быть, не вполне нормален психически и уж во всяком случае довольно опасный человек.
— Так было мило с вашей стороны, Питер, навестить нас! — прощебетала Ким голоском пай-девочки.
— Рад, что повидал вас, Кимберли. — Питер поцеловал ей руку на прощание.
Тонио проводил его до дверей.
— Как вы нашли внешний вид моей жены? — поинтересовался он. — Вам не кажется, что она изменилась в лучшую сторону?
Питер не совсем понял, какого ответа от него ждут.
— Кимберли была красивым ребенком, а теперь она превратилась в красивую женщину.
— В красивую девушку, — мягко поправил его Тоннио. — Такую молодую и свежую, что и поверить нельзя, что ей больше двадцати лет! Понимаете ли, — он широко улыбнулся, демонстрируя белоснежные зубы, — моя очаровательная жена открыла секрет вечной молодости…
Вспоминая тот вечер в «Парадизе» теплым летним утром в Лос-Анджелесе, Питер поежился. Он подумал о Ким, этой Галатее, каждый год переделывающей свою внешность, панически страшащейся возрастных изменений. Подумал и о Джуди Сайм, испытывающей те же страхи и разглядывающей свое лицо через увеличительное стекло в поисках новых морщин, пигментных пятнышек и других следов неумолимого бега времени…
Но время — вовсе не главный враг человечества. Время — друг: оно смягчает сердца, обогащает души, привносит в каждый день что-то новое.
Нет, он не женится на Джуди, как бы дорога она ему ни была! Настоящей любви к ней он не испытывал. Он никогда не сможет относиться к ней так же, как к незабвенной «леди Икс» из «Маривала» или к обожаемой Энни… Дважды в жизни он любил и дважды потерял любовь — с него достаточно. Теперь ему остались лишь воспоминания.
А если он все-таки когда-нибудь снова создаст семью (что в высшей степени маловероятно), то только с женщиной, которая будет стариться вместе с ним…
Лонг-Айленд
Многие годы занимаясь бизнесом и сколотив за это время приличное состояние, Миранда Ви направила теперь энергию на устройство своей новой жизни: пришло время по-настоящему осесть на одном месте и пустить корни…
Ей довольно быстро удалось занять престижное положение в самых разных кругах, возглавив Школу бизнеса, став спонсором балетной труппы в театре Вестбьюри и участвуя в многочисленных благотворительных акциях. И хотя она старалась оставаться в тени, не выпячиваться (так, например, она никогда не разрешала фотографировать себя), тем не менее считалась инициативной и деятельной личностью.
Как у председателя Исторического общества, у Миранды был широкий круг общения, и она частенько сопровождала именитых гостей в поездках по достопримечательным историческим местам: от особняков в стиле «последнего магната» Гэтсби до заповедников дикой природы. Правда, она никогда не упоминала о том факте, что ее собственная резиденция из стекла и ценных пород дерева высоко оценивалась специалистами-архитекторами: Миранда старалась не допускать ничьего вторжения в свою личную жизнь, в которой ее единственной компанией по-прежнему оставались лишь домашние животные да домработница. Случайные гости были здесь редкостью.
Однако ее особняк вполне мог бы играть роль частного музея — небольшого, но весьма незаурядного с точки зрения качества экспонатов.
Постепенно Миранда собрала исключительную коллекцию предметов в стиле «арт деко», интерес к которому пробудился у нее еще в «Маривале». Этому стилю, получившему распространение в период между двумя мировыми войнами, были присущи обтекаемые формы, плавные изгибы, необычные геометрические пропорции — будь то бриллиантовая брошь или уютная кушетка.
По стенам были развешаны смелые картины Фуджиты и Балтуса, на полках расставлена стеклянная и керамическая утварь. Время от времени какая-нибудь непоседливая киска принимала одно из этих сокровищ за игрушку, что приводило к плачевным результатам. Но Миранда всегда прощала своих любимцев: что за любовь без абсолютного всепрощения? Но вообще-то ее зверюшки вели себя вполне прилично: наверное, понимали, что их окружают предметы высокого искусства.